Павел I - Казимир Феликсович Валишевский

присоединенными к ней Нидерландами, образовать преграду для французских притязаний: таков был грандиозный план, разработанный представителем Сент-Джемского кабинета. В то же время он объявлял о командировании в Берлин Томаса Гренвиля, брата министра, который постарается добиться решительных результатов у Фридриха-Вильгельма. Наконец, при помощи нового ассигнования в 40 000 рублей он обеспечил себе поддержку Кутайсова.

Однако, в противоположность горячности, склонность Пруссии к откладыванию и Австрии – к отсрочкам встретили неожиданного союзника в самом Павле. Недавно такой нетерпеливый и воинственный, царь теперь давал отвлекать себя другими заботами. Забросив дела, сокращая церковные службы, пренебрегая даже военными парадами, он стал неприступным. Лопухина только что приехала, и влюбленный монарх желал, чтобы и Безбородко занимался в данный момент только угождением фаворитке и принимал также участие в смене влияний и положений, связанной с этим романом. Не особенно желая тратить на это остаток своих сил, больной и уставший от вражды Ростопчина и Кутайсова, плохо заслужившего полученные им деньги, канцлер стал просить об увольнении и готовиться к отъезду в Москву. Вице-канцлер Кочубей собирался последовать в отставку за своим дядей, и Витворт не знал, с кем ему разговаривать.

В конце года на помощь ему пришли итальянские события. При известии, что на юге полуострова уже сражаются, энергия Павла пробудилась вновь. Семнадцатого декабря он уведомил Воронцова, что заключил союз с Неаполитанским королем для защиты его интересов. Неделю спустя, давая аудиенцию Витворту, он заявил о своей готовности заключить с Англией «предварительную конвенцию», по которой, за известные субсидии, он обязуется отправить в поход 45 000 человек. Правда, этой внушительной силе он давал назначение, не вполне соответствовавшее тому, чего от него желали. Несмотря на понесенные в Берлине неудачи, он еще надеялся побороть там упорство, с которым не мог справиться Репнин. Уступка всего, что будет отнято у французов на левом берегу Рейна, за исключением трех духовных курфюршеств, сделает, думал он, это чудо, и русские войска, принятые на содержание Англией, будут все-таки служить поддержкой королю Прусскому, «если бы, как на то есть причины надеяться, последний стал действовать с такой же энергией». Притом, как и Екатерина, Павел запрашивал огромные субсидии: 900 000 фунтов стерлингов в год, или 75 000 в месяц, и 225 000 на первые расходы.

Но Витворт не верил в чудеса, и перед его настояниями Павел уступил еще раз. При условии, чтобы подлежащий подписанию договор постановил увеличение прусской территории и восстановление штат-гальтерства в Нидерландах, он согласился, чтобы 45 000 русских были употреблены, по желанию Англии, на занятие Голландии или для какой-либо другой цели. В то же время он высказывал намерение послать еще 8000 человек на помощь королю Неаполитанскому, и соглашение состоялось. Англия не противилась территориальному распределению, которое царь имел в виду. Венский трактат также руководствовался им. А на деньги Витворт не скупился. 18/29 декабря 1799 года, до отъезда Безбородко, договор был подписан обеими сторонами.

В этот самый день Павел начал также переговоры с Неаполитанским двором, обещая в случае нужды дать ему на помощь эскадру и приблизительно десятитысячный корпус, который будет немедленно послан в Зару, в Далмации, для посадки там на неаполитанские суда. Он решительно собирался воевать – за короля Прусского или за короля обеих Сицилий. Одновременно он вел переговоры со Швецией, предлагая, в свою очередь, субсидию в 30 0000 риксдалеров взамен обещания содействия, впрочем, более чем гадательного. Продавая шкуру, еще не убив медведя и позабыв взятые на себя обязательства относительно Мальты, где он согласился на то, чтобы был поставлен смешанный гарнизон, если удастся отнять остров у французов, он уже назначал туда коменданта крепости, князя Дмитрия Волконского!

Все это было невыгодно для Австрии. В Вене не жалели ничего, чтобы сдерживать неаполитанцев. Запрещали также генералу Валлису, командовавшему частью австрийских сил в Италии, отвечать на просьбы о помощи, получаемые им с этой стороны. Император считал бы себя обязанным помогать своему тестю только в случае нападения на него французов. Но ввиду того, что наступление велось им самим, король должен был нести его трудности. Павел смотрел на это не так. Шестого декабря 1798 года Директория ответила объявлением войны не только королю обеих Сицилий, но также и королю сардинскому и тотчас же вслед за этим объявлением последовало занятие столиц обоих монархов. Можно ли было это терпеть? Отношения царя с Туринским двором пострадали в 1797 году из-за неосторожности сардинского уполномоченного Босси, позволившего себе непочтительно отозваться о преобразовании в одежде, предписанном преемником Екатерины; но в этот момент Павел предал злополучный инцидент забвению. Нужно было скорее подать помощь несчастным жертвам революционного посягательства.

Увы! В то же самое время, вследствие ссоры, происшедшей между Австрией и Англией из-за субсидий и займов, Сент-Джемский двор отказался ратифицировать соглашение, заключенное в Петербурге Кобенцелем и Витвортом при посредничестве царя. Ссора произошла из-за того, что Венский двор взамен денег, которые он получил или хотел получить, все еще не двинул ни одного солдата. В то время как русские войска уже достигли Брюнна, ни один австрийский полк, по-видимому, не собирался еще выступать в поход вместе с ними. Возмутившись на минуту против Лондона, Павел должен был сознаться в неосновательности своего гнева, и 20/31 декабря 1798 года он отправил Разумовскому один из рескриптов, какие он умел диктовать: «Дальнее медление подаст союзникам сильные подозрения, что Венский двор ищет только одержать от французов какие-либо собственные выгоды; при дальнейшем того продолжении Мы должны будем неминуемо отозвать свои войска».

Тугут привел сначала массу объяснений, доказывая необходимость выиграть время. Он уверял, что твердо решился начать войну и вести ее с величайшим упорством. Будут приложены все старания не только к тому, чтобы прогнать французов из Италии, но и к тому, чтобы их там уничтожить; после чего, если Россия пожелает дать 60 000 солдат, будет совершено нападение на Францию с юга, где население относится очень враждебно к Директории, и оттуда пойдут на Париж, прикрывая это движение восстанием, вызванным в Швейцарии. Ввиду такого плана кампании, уже сделано распоряжение занять Граубинден. Но время года малоблагоприятно для подобных операций; союзники еще не пришли к соглашению, какое им принять направление, а с другой стороны, давно уже подготовленный разрыв Раштадтского конгресса нельзя было ускорить. Поэтому не годилось привлекать раньше времени внимание Директории. Разумовский находил эти доводы очень разумными и всячески старался обратить на них внимание в своих депешах. Но Кобенцель в своих донесениях указывал на невозможность испытывать еще дольше терпение царя, и в конце января 1799 года курьер привез из