Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Евгения Штольц

Малых детей, как и женщин, стариков и мужчин, закололи до того, как многие из них обратились. Некоторые успели укрыться в жилищах. Но в конце концов все пали под сплоченным натиском копий и мечей. Со стороны отрядов графа Тастемара погибло всего десять гвардейцев — ничтожно малое количество по сравнению с двумя сотнями оборотней.

Когда солнце поднялось над восточными холмами, тихая смерть уже обосновалась в поселении. Меж домов лежали горы трупов. Густую звериную шерсть трепал налетевший осенний ветер, который также гнал по небу черную тучу. Не ушел никто: открытая местность давала хороший обзор; копья, мечи, стрелы настигали беглецов до того, как те успевали скрыться.

— Милорд, что делать с телами? — спросил Жель Рэ.

— Сжечь, — мрачно ответил Филипп, ощупывая глазами каждого убитого. — Вместе с деревней.

Рыцарю еще не доводилось лицезреть вервольфов воочию, поэтому на полуобращенных мертвецов он глядел в суеверном ужасе. Эти искаженные лица, когда глаза еще человечьи, а нос и пасть уже звериные; эти вывернутые наружу конечности, будто человека поломало в нескольких местах; эти нагие женщины, странно изогнутые, — их побоялся бы коснуться даже отъявленный мерзавец… Сэр Жель Рэ кивнул, затем передал приказ графа дальше, а сам же вернулся к своему умирающему коню, чтобы выразить почтение: он не позволил оборотню добраться до своего седока, бил копытами, кусался. Животное хрипело, пытаясь поднять мощную шею, но силы его были на исходе…

* * *

Спустя еще четыре дня

Вороньим пером Уильям почесал себе нос, затем поглядел сквозь неплотно задвинутые шторы на мрачный осенний Брасо-Дэнто. Отобранные письма были почти готовы, поэтому он раздумывал, чем займется дальше. А пока перед ним покоился большой, прошитый уже пожелтевшими нитями журнал, куда он сейчас вписывал сведения по проездным сборам из поселений.

Чуткий слух уловил любимые шажки: осторожные, легкие, будто парящие. Тяжелые дубовые двери отворились, и в проеме возникла Йева. Уильяму показалось, что в кабинете стало гораздо светлее от сияющего вида графской дочери, от ее медной копны волос.

— Прекращай здесь сидеть, пойдем прогуляемся, пока погода не так плоха.

Ее изящные белые ручки обвили шею Уильяма, и она поцеловала его в щеку.

— Погоди, мне еще немного осталось. Не годится бросать работу на половине.

— Говоришь как отец, — шутливо проворчала она. — А бросать женщину посреди ночи, чтобы разобрать письма, которыми можно было бы заняться утром, — годится?

— Да, — весело оскалился Уильям.

— А называть меня спросонья Вериателью? — В глазах Йевы мелькнула обида.

— Извини, она мне приснилась, снова.

— Я так и поняла…

Посреди ночи графскую дочь разбудило невнятное бормотание. Поначалу она вслушивалась в этот странный шепот, который издавал Уилл, лежа рядом под одеялом, но, ничего не разобрав, принялась будить его. Приоткрыв глаза, он неожиданно поглядел на Йеву с такой нежностью и любовью, что сердце ее сразу же затрепетало, как у птички. Никто и никогда на нее так не смотрел… Однако стоило ей услышать имя демоницы, как улыбка ее погасла. А затем затуманенный взгляд Уильяма прояснился, выражение лица поменялось, и он очнулся от навеянной дремоты, взглянув на Йеву привычным, своим чистым взором — будто сердце его никогда ее и не любило.

— Жаль, что у Брасо негде уединиться… Я уже соскучился по Вериателюшке. Дай мне дописать письма, я же обещал твоему отцу, а после прогуляемся. — Уильям тяжело вздохнул, вырвав ее из мрачных дум.

Йева молча убрала руки с его шеи, поджала губки, а затем и вовсе чинно удалилась из кабинета. Уильям еще не был искушен жизнью, поэтому не ведал ни про женскую ревность, ни про обидчивость. Он так и не понял, что только что задел ее лучшие чувства. Невдомек ему было, что его странная чистая любовь к демонице вызывала у графской дочери никак не понимание, а раздражение.

Именно поэтому как ни в чем не бывало он вновь окунулся с головой в изношенный журнал, старательно перенося данные из отчета. Мыслями он был в зале, в том дне, когда оборотни стояли напротив графа Тастемара, нагло, пренебрежительно выказывая свое неуважение. Все ли прошло как должно?

Будто отвечая, за окном пропел серебряный рожок.

Уильям подошел к окну. В хозяйственный двор въехали два всадника, укрывшись от хлещущего ливня капюшонами. Арочные металлические двери отворились, и граф с сыном проследовали внутрь замка. Уильям как раз закончил работу, поэтому быстренько задвинул кресло, прибрал на столе и заторопился по ступеням вниз, в холл. Йева была уже там и пыталась обнять отца, а тот, промокший насквозь, ласково отодвинул ее от себя, чтобы не намочить, и аккуратно поцеловал в лоб.

— Ну как, отец? У вас все хорошо? — с придыханием спросила Йева, уже обнимая брата.

— Да, поселение Бруно пало, — отчеканил Филипп, впрочем, голос его был привычно спокоен и холоден.

— Всех перебили! Всех до единого! — жарко возвестил Леонард, целуя ее в щеки, лоб и нос. — Жаль, моему Рирсуинсорсиану не удалось напиться крови — но я переломил два копья!

— Они и правда были так страшны? — спросила Йева.

— Ростом по холку моему коню! Бедному Луниаласу подрали бока, но он жив.

Йева отошла от брата, улыбающаяся и счастливая, что все ее родные вернулись здоровыми. Невесть откуда появился слуга, принявший из рук графа его мокрый тяжелый плащ. Пока слуга кланялся, Уильям глядел на него голодным взглядом. Впрочем, свои позывы он сдержал, опустив взор в пол; после отъезда графа он так и не решился больше спуститься в тюрьмы. Чего уж там, ему было страшно даже вспоминать о той ночи. Все время он проводил либо в кабинете за работой, либо в гостевой комнате, стараясь не заходить на этажи, где жила обычная прислуга. По утрам Йева приносила ему кувшины из тюремных подвалов, и он пил едва теплую кровь, невольно сравнивая ее с той, живой, рубиновой, которую испробовал у смертников.

— Уильям, как твои дела? — обратился к нему Филипп. — Справляешься?

— Да, господин, — кивнул Уильям, стараясь не замечать присутствия слуги, который, к его счастью, откланявшись, сразу же пропал.

От Филиппа не укрылся этот страждущий взор.

— Йева, — строго заметил он, — почему ты не отвела его в тюрьмы?

— А он не просил, — похлопала она глазами.

— Ты должна понимать, что он и не попросит: наш гость скромен. Отведи его вниз. На наше счастье, королевский посол еще не прибыл. Вас одних и оставить нельзя, — с этими словами Филипп направился к лестнице, но обернулся, вспомнив о чем-то. — Дочь моя, после зайди ко мне в кабинет.

* * *

Взяв сменную одежду, Уилл вместе с Йевой отправились в темное узилище. Они спускались друг за другом, держась за укрытые мхами стены. Ничего не поменялось внизу, где время было будто невластно. Все так же в нос отдавало плесенью и сыростью, а из каменной кладки сочилась вода.