Глядящие из темноты - Максим Голицын

— Двое, — сухо ответил маленький священник, — распоряжаются своей милостью по собственному усмотрению.

— Возможно, мы уже под Их рукой, — Ансард издохнул и отвернулся от реки. — Мерсийцы прекрасные арбалетчики, но что толку от арбалетов — при такой-то сырости… Впрочем, как и от наших лучников… Если Солер и впрямь остро отточенное орудие в руках Двоих, то они должны послать нам знак… чудо… Иначе мы захлебнемся тут, на этой стороне, так и не найдя переправы…

Он окинул взглядом раскинувшийся на прибрежных холмах лагерь. Там кипела обычная походная жизнь: до него и сюда долетали громкие голоса, храп лошадей, лязг оружия…

— Чудеса, — твердо ответил священник, — уже были явлены. Вам мало?

— О, — Ансард похлопал коня меж ушей, успокаивая его, — то были чудеса для простецов. А мне нужно еще одно чудо — лично для меня, понимаете?

— Вы многого просите.

— О нет… Только то, что мне положено… Ведь я — орудие в руке Солера, так же как Солер — орудие в Руках Двоих. Так что постарайтесь, уж будьте любезны…

Он решительным шагом направился к лагерю, оставив за спиной реку, воды которой клубились, казалось, корча исподтишка ехидные рожи. Войско было разномастным; лишь там, где стояла его личная дружина, был хоть какой-то порядок — палатки поставлены правильными рядами, кашевары возятся у костров, выдавая каждому его скудную порцию, но при этом никто не толкался и не забегал вперед. В остальном же лагере царила обычная для такого вот сброда суматоха: кто-то дрался из-за лишнего куска, отчаянно хохотали обозные девки, подводы брошены в беспорядке, вонь, ругань, шум, возня… Ансард, брезгливо сморщив нос, быстрыми шагами обходил лагерь.

— Чья это лошадь? — он остановился у коновязи, подзывая караульного.

— Его, ваше сиятельство, — караульный указал на дюжего мужика у костра.

— Непонятно, откуда у такого скота такое благородное животное, — Ансард потрепал лошадь по холке, потом обернулся к хозяину: — Эй ты, иди сюда!

Тот вразвалку двинулся к ним.

— Почему лошадь не чищена? Почему хвост в грязи? — Ансард раздраженно ткнул пальцем в спутанные пряди. — Я же распорядился, чтобы подвязывали лошадям хвосты. Ты разве не слышал?

— Сейчас я ее вымою, сударь, — равнодушно ответил детина.

— Немедленно, — Ансард отряхнул руки от конской шерсти и грязи. — Эй, погоди, а это что?

—Где?

— Что в кормушке?

— Сено, сударь, — мужик смерил Ансарда наглым взглядом.

— Где ты его раздобыл?

— Ну, на постое повезло… — Он ухмыльнулся.

— Я же велел не брать ничего, кроме травы и воды, — спокойно сказал Ансард, — пока не пересечем границу Солера…

— Так это и есть трава, — мужик снисходительно поглядел на глупого лорда.

— Об этом судить не мне, — так же спокойно сказал Ансард, — а Двоим. Они следят за исполнением клятвы.

Его собеседник побледнел так, что глаза на белом лице стали черными.

— Государь…

Меч тускло блеснул в вечернем свете. Ансард поглядел на дымящееся лезвие, выдернул из кормушки клок сена и отер клинок. Потом повернулся к караульному.

— Уберите эту падаль, — сказал он, брезгливо пнув труп носком сапога. — И найдите кого-то, чтобы позаботиться о лошади.

— Да, государь, — тихо сказал караульный.

— И помилуй нас Двое. — Ансард отвернулся.

На лагерь опустились сумерки, и огни у палаток и в палатках мерцали все сильнее, отчего суровое полотно просвечивало, напоминая издали горстку в беспорядке расставленных бумажных фонариков. Ансард поморщился — не таким должен быть доблестный воинский поход; войско не должно вязнуть в грязи, в стане должно царить суровое молчание, а не этот истеричный хохот, женское повизгивание и возбужденные перебранки, доносящиеся отовсюду, а из котлов на поляне не должно нести тухлой кониной… Что-то было не так, и он никак не мог понять что.

— Мне нужно знамение, — пробормотал он, поднимая лицо к тяжелым струям, хлещущим, точно небесные плети, — определенное знамение. Иначе…

И вдруг вздрогнул, уставившись в темноту: палатка, где стоял походный алтарь, вдруг вспыхнула изнутри чистейшим белым огнем, но огнем милосердным, поскольку полотняные стены не почернели и не обуглились — лишь на миг растворились в этом всепоглощающем сиянии. Потом свет отделился от палатки — огненный столб, вершиной уходящий в низкие тучи, — и двинулся к Ансарду. Через все поле, блуждая меж шатров и обозных телег. Смотреть на него было невыносимо, но Ансард смотрел и смотрел, непрерывно шепча что-то, пока ослепленные глаза не выдержали и он не смигнул. Когда он вновь открыл глаза, света не было — кругом царила тьма, такая густая, что мерцавшие костры казались оскорблением в сравнении с этим чистейшим белым пламенем.

— Да, — сказал Ансард в полный голос, — да…

И решительным шагом направился к своей палатке.

* * *

— …Зачем вы меня поднимаете, государь, — пробормотал маленький примас, протирая глаза кулаком, — я молился всю прошлую ночь… на коленях, во власянице…

— Поднимаю, поскольку у меня есть нужда в вас, — Ансард был непреклонен. — Пойдемте, святой отец. Я хочу вам кое-что показать.

— Что?

— Сам не знаю. Я видел странный сон… Или не сон…

— Вам был знак?

— Голос. Голос позвал меня к реке… Сегодня исчерпается до дна время нашего ожидания.

Он решительным шагом двинулся к реке, разбрызгивая жидкую грязь и увлекая священника за собой.

Туман клубился над водой — тяжелый и непроницаемый. Потом он поднимется выше и уйдет, растворится в сером небе, сольется с серыми облаками, но пока противоположного берега не было видно. Не было видно и палаток на лугу — туман съел их, оставив лишь тусклые багровые пятна там, где горели костры часовых. Они остановились над обрывом. Река внизу тоже клубилась и бурлила, точно состояла не из воды, а из uiro же тумана, только жидкого.

— Чего мы ждем? — недоверчиво спросил священник.

— Вашего знамения, — ответил Ансард, — чуда. Ибо вы были правы — я избран Небом. И оно послало мне знак. Погодите. Он обернулся туда, где чуть ниже по течению лес подходил к самому берегу: черные сосны плавали в тумане, точно призраки павших воинов, ели склонялись над водой, точно приспущенные знамена. Потом туман дрогнул и поднялся вверх, открыв подмытый песчаный порег.

— Вот, — сказал Ансард.

Кто-то двигался в тумане, выбираясь из леса, — светлое пятно на темном фоне.

— Воистину чудо, — пробормотал священник. Огромный олень с широко раскинутыми рогами вышел на обрыв и затрубил, закинув гордую голову. Он был невероятной, неестественной величины и того же невероятного, неестественного бело-золотого оттенка. В редеющем тумане шкура его сияла, точно пятно сторожевого костра в ночи.