Червь - Джон Фаулз

В: И сколько он — этот плеск, этот рёв ветра — продолжался?

О: Несколько мгновений. Не дольше, чем как до десяти сосчитать.

В: И всё то время шум делался громче?

О: Точно что-то из поднебесья падает прямо на нас.

В: Не через всё небо, подобно стае перелётных птиц?

О: Нет, сверху.

В: Точно ли?

О: Истинный Бог.

В: Что дальше?

О: Нежданно-негаданно всё смолкло, и наступила тишина. И сделалось в воздухе такое благоухание, что я и выразить не умею. Словно повеяло духом скошенных трав и летних цветов. Удивительно — в таком холодном, неприветливом месте. И пора не летняя. А потом — опять нежданно-негаданно — сверху на нас просиял свет. Много света, как от солнца, — видно, что не человеческих рук произведение. Ярко-преярко: я едва взглянула вверх, так чуть не ослепла и тут же отвела глаза. Вижу — шагах в пятнадцати меж камней стоят двое, молодой и старик. И смотрят на нас.

В: Вздор! Лгать вздумала? Вот я тебя!

О: Всё правда.

В: Как же, правда! Ишь какой сказкой решила меня одурачить! Ты и пророчишка твой. Ручаться готов, это он тебя надоумил.

О: Нет, он к этому непричастен. Я ему ничего не рассказывала.

В: Причастен или непричастен, а ты лжёшь.

О: Да нет же. Истинно тебе говорю — я их видела. До них было немногим дальше, чем длина этой комнаты. Но я, ослеплённая сиянием, плохо их разглядела.

В: Как они стояли?

О: Просто стояли и смотрели. Молодой поближе, старый чуть позади. Молодой указывал пальцем вверх — туда, откуда лился свет, а взгляд, казалось, был обращён на меня.

В: Какие чувства изображал этот взгляд?

О: Не разобрала: не успела моя слепота пройти, как свет померк.

В: А что старик?

О: Старик имел белую бороду, и ничего другого я не заметила.

В: Какое на них было платье?

О: О старике мне сказать нечего, на молодом же был передник, как у каменщика или плотника.

В: Вы разумеете, то был дух какого-нибудь из язычников, строителей капища?

О: По платью — точь-в-точь нынешний мастеровой, как мой муж и отец.

В: Не были ли то нарисованные изображения?

О: Нет, люди из плоти и крови. Не видение, не сон.

В: Не отличались ли они рослостью или дородством?

О: Нет, сложением люди обыкновенные.

В: Сколько времени продолжалось сияние?

О: Очень недолго. Не то чтобы и правда сияние, больше похоже на вспышку молнии. Всего на короткий миг.

В: И за короткий миг, да ещё при вашем ослеплении они так крепко впечатлелись у вас в уме?

О: Да.

В: Не каменные ли то были столбы?

О: Нет.

В: Не раздавался ли при этом гром, глас Вельзевула?

О: Нет, этого ничего не было. Только то тёплое дуновение, сладостное, точно дыхание полей летней порой. А на душе от того духа вдвое сладостнее. Всё исчезло, а он остался. И страха как не бывало, и уверилась я, что не лукавый меня смущает, а всё это явлено мне с тем, чтобы ободрить меня и утешить. Да-да, меня будто другой свет озарил — озарил и разогнал мои тревоги. Я почти опечалилась, что он так скоро померк и я не успела его в себя восприять, не успела довольно насладить им зрение. Зато теперь я могла устремить к нему упования, ибо — истинно говорю тебе — он не знаменовал ничего дурного и те, кто меня привёл, к дурному расположены не были. Это совершенная правда.

В: Совершенная правда то, что я тебе не верю.

О: Дай досказать — поверишь. Право, поверишь.

В: Да уж не прежде, чем назову тухлую баранину живым ягнёнком, сударыня. Но вернёмся к этой твоей тухлятине. Откуда исходило это сияние, которое освещало явленную тебе картину?

О: С небес.

В: И заливало всё вокруг? Подобно солнцу, обратило день в ночь?

О: Нет, дальше всё так же простирался мрак.

В: А свечей вы в этом летучем фонарище не приметили?

О: Нет, он был белёсый, как летнее солнце. Очертанием круглый, подобный розану.

В: Он висел в небе над капищем?

О: Да.

В: И с места не двигался?

О: Нет.

В: Сколь высоко?

О: Не умею сказать.

В: Так ли высоко, как солнце и луна?

О: Пониже. Не выше как те тучи. Примерно на высоте круглой крыши собора Святого Павла.

В: Шагов на сотню вверх?

О: Я же говорю — не разобрала.

В: Что же, по вашему разумению, удерживало светильник подвешенным на этой вышине?

О: Вот не знаю. Разве большая птица.

В: Или большая лгунья. Вы сказывали, прежде чем полился свет, раздался не то плеск крыльев, не то вой ветра. Плеск или рёв — тут различие.

О: Лучше изъяснить не умею. Больше похоже на шелест крыльев.

В: Или свист плети. Услышишь и его, коли поймаю на вранье. Этот работник с указующим перстом и его старик — имели они что-либо в руках?

О: Ничего.

В: Его Милость с ними заговорил?

О: Нет, но шляпу скинул.

В: Как так? Снял шляпу перед обыкновенным плотником и старым хрычом?

О: Всё было, как я говорю.

В: Что же они, тоже приветствовали его? Ответили как должно на это изъявление учтивости?

О: Я такого не заметила.

В: Не слыхали вы по угашении света, чтобы кто-нибудь пошевелился?

О: Нет.

В: Не различили вы, все ли они стоят на прежнем месте?

О: Нет, ослепление моё ещё не прошло.

В: А шум в небесах? Он продолжался?

О: Всё было тихо.

В: К чему же вы всё это отнесли?

О: Как я и сказывала, мне подумалось, что Его Милость не тот, за кого я его почла. Спустя мало времени он поднялся и помог мне встать наземь. И руки пожал, как бы в знак благодарности. А потом, хоть было темно, поглядел мне в глаза и молвил: «Вот такую, как вы, я и искал». Поворотился к Дику — тот уже тоже поднялся с земли, — и они обнялись. Не как хозяин со слугой — по-братски, словно бы радовались доброму исходу дела.