Мой Рон - Хельга Петерсон

И руки безвольно повисли вдоль тела…

Люси Линн, 10.23:

> Сейчас такое расскажу, сядь. Готова?

> Бенджамин. Не. Женился. СВАДЬБА ОТМЕНИЛАСЬ! Прикинь! В последний момент!

> Бросай своего урода-мистера-Дарси и приезжай. Ты же не стала меня слушать и спать с ним? Я идиотка, если предложила это. Скажи, что не спала. Бен теперь весь твой, его не надо забывать сексом с непонятным мужиком… ну если только он не сказочно богат.

> Бен! БЕН! НАСТОЯЩИЙ БЕН! Красавчик Бен, спрашивает о тебе постоянно

Люси Линн 10.24:

> Ты там сдохла от счастья что ли?

В голове Хейли зазвонили сотни колоколов и колокольчиков. Тысячи. Миллионы. К горлу подступила тошнота. Она рефлекторно подняла руки и прижала ладони к солнечному сплетению.

Этого не может быть…

— Рон… — выдохнула она, повернувшись к безмятежной статуе напротив. — Ты… Ты серьёзно, что ли?

Он промолчал. Холод, окутавший его фигуру, был почти осязаемым.

— Да брось, Майрон! — Хейли попыталась улыбнуться. — Чужие переписки вообще вредно читать…

— Уезжай, — спокойно проговорил Майрон. — Тебя ждут.

О, Боже, Боже, Боже… Её стошнит. Её точно стошнит.

— Рон, это же глупость… — Хейли сделала маленький шаг навстречу. — Она идиотка, вот и всё… — Майрон едва заметно отступил еще. Пропасть. — Мы как-то общались, и я сказала, что у меня появился опекун, и она сделала какие-то свои дурацкие выводы…

— Мне это неинтересно. Тебе пора.

— Рон…

— Ты плохо слышала? — одна чёрная бровь картинно выгнулась. — Выметайся. У тебя десять минут чтобы собрать вещи и убраться отсюда, — он вальяжно поднял руку и взглянул на ролекс на запястье. — Отсчёт пошел.

Сухо. По-деловому.

Леденяще.

Кухню заполнил запах горящего теста, но Хейли даже не обернулась к плите. Она продолжила стоять на месте и вглядываться в любимое лицо. Но не видела в нём ничего, кроме спокойствия мраморной плиты. Глухая стена. Тело прошиб озноб, внутри всё начало ломаться и рассыпаться в труху.

Вот так всё закончится? Даже не мирным «останемся друзьями»? Хейли как псину выбросят на улицу за долбаных десять минут?

Это нереально, непостижимо.

Запах гари стал гуще. Примерно так же сейчас горели все хрупкие, бумажные мечты. Горели и выжигали. Продолжая смотреть только на Майрона, Хейли протянула руку, захлопнула крышку ноутбука, стянула его с острова и отступила к лестнице.

Кажется, у неё осталось минут восемь.

Собирать вещи очень просто, когда они и без того почти не вылезали из сумки. Хейли даже не вышла за рамки лимита. Пять минут на переодевания и сборы. Пять минут с абсолютно пустой головой и тяжелым телом. К моменту возвращения вниз плита уже была выключена, ручка сковороды торчала из раковины, а помещение проветривала вытяжка. Майрон стоял, опершись об остров и скрестив руки на груди.

Хейли остановилась на нижней ступеньке. Сумка несильно качнулась из стороны в сторону, кейс стукнулся о перила. Голова Майрона даже не повернулась в её сторону. Душа сжалась в маленький тугой комок. Неужели ничего не скажет, никак не остановит, не попросит объяснить? Так же не бывает. Если есть чувства, то так не происходит.

Хотя, никто же не сказал, что у него были какие-то чувства. Кроме похоти, конечно. Хейли горько хохотнула. Вышло достаточно громко.

— Ладно, мистер Мэнсон, — проговорила она и спустилась на пол. — Всего вам наилучшего.

Пора заканчивать тянуть. Он не заговорит больше. Можно начать напролом объяснять, что всё не так, но это было бы унизительно. Он не хочет знать. Он решил.

Хейли глубоко вдохнула, поправила сумку и решительно направилась к выходу. Оказавшись возле двери, надавила на ручку и потянула на себя.

— Подожди, — прозвучал тихий голос за спиной.

Она застыла. Забыла дышать. Медленно, как в тумане, развернулась. Сумка неприятно ударила по ноге. Майрон шёл к ней, всунув руки в карманы джинсов.

— Верни ключ, — сухо проговорил он.

Хейли сдвинула брови. Слова отзвенели в ушах, прежде чем смысл пробрался глубже. Она облизнула губы, поджала их, несколько раз задумчиво кивнула. Ключ. Только ключ. Это всё. Пробравшись пальцами в карман, Хейли вытянула оттуда ключ, задумчиво покрутила. Она даже забыла, что он там. А домохозяин не забыл. Шавку из дома выставляют только так.

Хейли подняла руку на уровень глаз, разжала пальцы, железка стремительно упала и звонко стукнулась о пол.

— Упс, — выронила Хейли, развернулась и вышла вон.

Хлопнула дверь. В доме остался только запах гари и шум вытяжки.

Эффектно.

Майрон бросил безразличный взгляд на отскочивший к порогу ключ, развернулся на пятках и не спеша вернулся в кухню. Пару лет назад, он купил бутылку Чивас Ригал двадцатилетней выдержки, но так и не открыл. Время пришло? Очевидно, да. Рон открыл холодильник, взялся за холодное горлышко бутылки и вытянул наружу. Аккуратно прикрыл дверцу. Быстрый взгляд нашел чистую чашку на рабочей поверхности. Майрон отвинтил крышку, янтарь плеснулся на дно. Залпом опрокинув в себя виски, он вернул чашку на столешницу и упёрся в неё ладонями.

Голова тяжело свесилась вниз, мокрые волосы упали на лицо. Рон вздохнул. Качнулся вперед и ткнулся лбом в навесной шкаф. Глаза закрылись как-то сами собой.

Вытяжка продолжала шуметь, но запах гари не становился слабее. Он успел надежно забиться в нос и лёгкие. Стать горьким комом в горле.

Как на пепелище.

Красно-кирпичные таунхаусы тянулись вдоль Паркинсон-стрит как глухая стена, и в надвигающейся темноте казались бурыми. Напротив домов прогромыхал поезд, медленно остановился на Милл-Хилл, и вскоре двинулся дальше. «Прелесть» жизни рядом с железной дорогой. Хотя если слушать поезда с рождения, перестаёшь слышать их и как-то реагировать. Они становятся неотъемлемой частью жизни. Только тётя Элла, бывая здесь изредка, не переставала причитать, что расположение дома ужасное. Будто сама она не прожила последние лет сорок рядом с оживлённой улицей неблагоприятного района.

Хейли медленно брела по тротуару. Если не считать приехавший поезд, этот район Блэкберна окутала спокойная тишина. Летняя, тёплая, состоящая из шелеста листьев и прогретого асфальта. Её можно нюхать и наслаждаться. Но не сегодня.

Хейли вышла из поезда десять минут назад. Чтобы попасть домой ей нужно было всего-то перейти мост над железной дорогой и пройти мимо нескольких таунхаусов с маленькими окнами в красном кирпиче. Однако даже такое расстояние кажется бесконечным, когда за плечами висит долгий-долгий день пути и тяжелая спортивная сумка. Сумка идёт довеском.