Дилетант галактических войн - Михаил Михеев

— Понятно. Из иммигрантов, значит. И с чего ты решил, что тебе кто-то что-то обязан? Что ты вообще здесь делаешь, урод?

— Я несу слово Божье…

— Да я ложил, что ты там несёшь, курица.

— Вообще-то чижик — это мелкая птичка отряда воробьиных. Или, может быть, я ошибаюсь, — влез в разговор Синицын.

— Да плевать. — Ковалёв, нервы которого сегодня и так были на пределе, разозлился, и его несло. — Плевать, к какому он отряду относится. Ты что ЗДЕСЬ делаешь, скотина?

— Я здесь занимаюсь своим делом. И ты, чернозадый, ошибаешься, если думаешь, что…

— А ты меня не поправляй, я тебе не стринги. — Ковалёв презрительно ухмыльнулся. — Ещё раз тявкнешь, по морде дам, каз-зёл!

— Не смейте оскорблять святого отца! — вновь завизжал второй пленный, разогнувшись. — И оставьте в покое этих людей! Каждая нация имеет право на самоопределение, и они отстаивают это право, а святой отец приехал в нашу отсталую страну, дабы…

Ковалёв слушал вопли этого невменяемого человека, и его все более давило ощущение дежавю. Точно так же кричали правозащитники в Чечне, орали демократы на митингах… Сволочи, ненавидящие собственную страну. А потом под их радостные крики русских резали как овец, а солдаты в Чечне гибли ротами и батальонами, и бандитов оправдывали. А теперь недобиток тех лет опять визжал на всю округу… Вернее, визжал бы на всю округу, если бы не купол силового поля, надёжно поглощающий звуки.

На той войне у Ковалёва погибли друзья. Хорошие парни, с которыми он в молодости катался на велосипедах и бегал за девчонками. Друзья… И просто русские люди. А теперь какое-то дерьмо приезжает из-за бугра и вновь учит, как надо жить! Ковалёв почувствовал, как тяжёлым холодным комом к горлу подкатила ярость и закипела.

Вопли мерзавца были прерваны внезапно звонкой оплеухой, от которой правозащитник покатился по земле. Олаф, который казался воплощением флегматичности, решил проблему мгновенно и теперь потирал ушибленную руку, глядя на изумлённого демократа.

— Как ты посмел, быдло!

— Знаешь, — Олаф улыбнулся, — мои предки были дворянами. Они пороли твоих предков на конюшне, а мои дети будут пороть твоих детей, потому что умный и сильный человек всегда будет при почёте, власти и деньгах. А ты, старый ублюдок, только визжать и можешь.

— Юлий, успокойтесь. Эти сволочи могут сколь угодно выделываться, но потом они нас отпустят и ничего не посмеют нам сделать…

— Как-как? Юлий? Вот свезло так свезло. Один — птица недоделанная, другой — с женским именем. Выродились дерьмократы…

Эта нехитрая реплика Синицына разом разрядила атмосферу. Даже Ковалёв улыбнулся, быстро успокаиваясь. В самом деле, зачем нервы тратить, подумал он и уже совсем спокойным голосом сказал:

— Знаете, господа офицеры, в чём-то эти придурки правы. Мы ведь их больше действительно пальцем не тронем. Зачем нам мараться? Так что, старая сволочь, ты мне хорошую идею накрякал. Пусть вашу судьбу, святоши, решат те, кого вы защищали. — И, обращаясь к пленным цыганам, громко приказал: — Кто хочет жить, повесьте этих придурков.

Трое дюжих цыган, единственные уцелевшие и обошедшиеся без серьёзных травм мужчины, отлично поняли, что от них требуется. Спустя буквально минуту оба правозащитника уже имели на шеях крепкие верёвочные воротники, другие концы верёвок были перекинуты через декоративные, но прочные фонарные крюки. Они, конечно, выли и дёргались, но силы были явно неравны. А потом выпучивших от ужаса глаза, отчаянно вопящих либерастов аккуратно потянули вверх.

— Легче, легче, не надо им шейные позвонки ломать, — с неприкрытым отвращением в голосе бросил Ковалёв. — Пусть задыхаются, сволочи, медленно и с осознанием собственной глупости.

Когда правозащитники перестали дёргаться, адмирал брезгливо посмотрел на неаппетитное зрелище и спросил:

— Всё сняли?

— Так точно, — отрапортовал Синицын. — На две камеры.

— Очень гут. — Ковалёв поднял автомат. — Ну что, ромалэ, теперь ваша очередь.

— Вы же обещали… — по-бабьи охнул один.

— Я? Я вам ничего не обещал. Я спросил: хотите ли вы жить, и только. В следующий раз следите за тем, что вам говорят. Хотя какой уж там следующий…

Автомат коротко кашлянул, выпустив в цыган строчку пуль. Впрочем, они умерли безболезненно — Ковалёв стрелял в головы. Потом подошёл, шевельнул носком ботинка трупы.

— Ну вот вроде и всё. Осталось решить, что с этими делать, — адмирал ткнул пальцем в оставшихся пленных, — да Пашу дождаться.

— А что делать? Перестрелять их, да и всё, — бросил склонный к простым решениям Олаф.

— Да жалко. Хотя… Наверное, всех, кто выше, — Ковалёв провёл рукой на уровне груди, — стоит…

Очередь из лучемета ударила по пленным точно на уровне, указанном адмиралом. Ковалёв в изумлении поднял брови:

— Олаф, ну чего ты торопишься? Я хотел сказать — перепороть. Вожжами. По задницам. Чтоб сидеть не могли. Хотя, надо признать, — Ковалёв, наклонив голову к плечу, полюбовался получившейся картиной, — такая икебана тоже заслуживает внимания. В общем и целом не так уж плохо получилось, стреляешь ты отлично.

— Прости, командир. — Олаф покаянно склонил голову. — Нервы после этих… ни к чёрту.

— Да ладно, попьёшь валерьянки — и всё пройдёт. Я же говорю — ничего страшного, вполне пристойный результат. Только в следующий раз, прежде чем стрелять, сначала послушай в кого.

Ковалёв направился к уцелевшим цыганам. Точнее, цыганятам, человек двадцать уцелело, в основном совсем молодняк, хотя было и несколько женщин и даже один взрослый мужчина, раненный в ногу. Все они в момент стрельбы сидели на земле и под огонь лучемёта не попали — Ковалёва это не радовало и не огорчало, просто со взрослыми разговаривать проще, чем с детьми. При его приближении детвора с воплями ужаса кинулась прочь, но земля прямо перед ними полыхнула — лучемёты суперов ясно указали черту, которую не следует переступать. Цыганята поняли и моментально остановились — понятливый народ, если припугнуть. Впрочем, это было уже непринципиально.

— Значит, так, ублюдки. Чтоб на нашей земле я вас больше не видел. И вообще, убирайтесь-ка из страны куда подальше, очень скоро для всех вас здесь будет неуютно. Все всё поняли?

Судя по тому, как уцелевшие цыгане быстро-быстро закивали, они действительно поняли всё. Метод кнута всегда эффективнее метода пряника — доказано дрессировщиками прошлого. Правда, кнут лучше чередовать с пряником, но в данном случае это было уже явным излишеством. Ковалёв довольно улыбнулся и, щёлкнув клавишей рации, вызвал Ланцета:

— Паш, ты там скоро?

— Да-да, командир. Еще минут пять…

В наушниках раздался дикий вопль цыгана, не заглушённый на этот раз расстоянием и стенами. Ковалёв живо представил, что там сейчас происходит, но на этот раз рвотных рефлексов не последовало — очевидно, привык. А может быть, просто устал и пресытился сегодняшними впечатлениями, вот чувства и притупились. Не важно, главное — результат.