Жребий брошен - Егор Токарев

– Что здесь произошло? – Ти заметил, что не смотря на устрашающий вид, девушка красива.

– Я сидела… была здесь с… ним, – она указала на тело. – Потом я услышала ужасный шум, и в дом ворвались люди. Они убивали всех без разбора, гвардейцы пытались им помешать, но их было слишком мало, а толпа все прибывала и прибывала.

– Почему они не тронули тебя?

– Я спряталась в маленьком закутке, где обычно ожидают слуги, пока хозяин беседует с гостями. Он хорошо замаскирован под стену, чтобы не мешать общению благородных.

– Понятно.

Аллисия подошла к девушке и обняла ее.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Юлия.

– Хорошо, Юлия, мы поможем тебе, – слезы на глазах девушки высохли, и взгляд вновь казался твердым, словно дуб.

– Боги… какая жара и духота, просто кошмар, и этот страшный шум, он сводит меня с ума, – прошептала Юлия.

В голове Ти вспыхнул огонь:

– Вот дерьмо, а как же родители и Мара! О нет, нет, нет!

– Мы найдем их! – воскликнула Аллисия.

– Идем! – Ти бросился к лестнице вниз.

– Возьмите меня с собой, я не хочу оставаться здесь одна! – прокричала Юлия.

Аллисия посмотрела на девушку и через секунду произнесла:

– Хорошо, но держись рядом со мной!

Квинт Марий.

Фелерейские поля,

недалеко от столицы Республики.

Тела. Тысячи тел. Мертвые устилали поля древней славы, а ныне позора Республики на протяжении пары миль. К вечеру, когда начало смеркаться, все вокруг накрыл ужасный смрад. Под палящими лучами солнца трупы, облаченные в металл, начали гнить намного быстрее обычного. Тучи черных ворон и других падальщиков кружили над полем, изображая апофеоз этого ужасного дня. Оставшиеся в живых собирали тела павших дабы придать их огню в соответствии с древними традициями, независимо от того, какую сторону занимал погибший при жизни. Сотни погребальных костров разгорались траурным красным пламенем, распространяя запах паленой плоти. В лагере не было слышно ни радостных криков, ни шумных солдатских песен, обычно сопровождающих победу на поле брани. Гнетущее молчание витало повсюду.

После поражения Юния остатки его войск, избежавшие окружения, укрылись в лагере. После недолгих переговоров и речи Корилла о том, что все сдавшиеся будут прощены, они покинули его. Он сдержал слово. Но Квинт знал, что он сделал это не из милосердия или веры в прощение, а из-за страха еще больше ослабить Республику, и так потерявшую слишком много в этой короткой, но кровавой войне. Любой исход битвы на Фелерейских Полях означал поражение Республики. Пали тысячи ее храбрых защитников, и теперь она слаба. Точных цифр никто не знал, но поговаривали о гибели, по крайней мере, пяти из тринадцати легионов, принимавших участие в битве. Предательский удар кавалерии княжества унес тысячи жизней. Эти воины одинаково ненавидели солдат обеих сторон и не брали пленных, с остервенением рубя и кромсая все на своем пути.

Во время финальной атаки Квинт со своей центурией был на ее острие, сражаясь бок о бок с Кориллом. После битвы к нему явился один из уцелевших трибунов легиона, передав приказ явиться к «Мечу Республики».

Когда Квинт подъезжал к полководцу он заметил рядом с ним воина из княжества. Рослый блондин был облачен в искусно сделанные украшенные серебром доспехи. Корилл беседовал с ним, и презрительное выражение не сходило с его лица.

– Убирайтесь к себе в княжество! Мне плевать какую сделку вы заключили с Сенатом! Для меня в следующий раз мы снова будем врагами! – прорычал Корилл.

– До встречи, генерал, – воин улыбнулся, развернул коня и поехал прочь. Проезжая мимо Квинта, он кивнул.

Корилл обратил внимание на подошедшего центуриона, и его лицо просветлело:

– А, вот и ты. Рад, что ты остался в живых. Как рука?

– Санитар сказал, что жить буду, но я подозреваю он имел ввиду не вечную жизнь, а век смертного.

– Ахаха, в этом и суть! Сражаться, жить и умереть, что может быть лучше?

«Любить?»

– Квинт, – продолжил Корилл. – Ты был в самой гуще битвы, твоя центурия сражалась в самом пекле и даже после, истекая кровью, потеряв больше половины бойцов, ты сражался рядом со мной.

Квинт промолчал, лишь немного склонил голову.

– За это я награждаю твою центурию алым венком, за мужество и храбрость, проявленную в самой гуще боя.

– Благодарю вас, это честь для всех нас, – ответил Квинт.

«Честь для тридцати выживших из сотни. Несомненно, багровый венок на штандарте поможет им пережить гибель товарищей.»

– Центурию определяет центурион. Примипил легиона погиб в бою, и теперь его место свободно. Ты проявил героизм, достойный центуриона первой когорты «Бурого» легиона!

Квинт потеря дар речи. Стать примипилом теперь уже точно самого лучшего легиона в Республики, что еще может желать простой солдат?

– Я же говорил, что не забываю верных людей и талантливых командиров, – произнес Корилл.

– Это честь для меня, – проговорил Квинт.

– Назначение и присягу примешь позже, в столице во время моего триумфа.

«Триумф? Триумф после этой бойни?! После гибели тысяч граждан Республики?! После того, как братья убивали друг друга?!»

– Да, генерал… Служу Республике!

– Вот и отлично, а пока отдохни. Ты хорошо сражался и можешь расслабиться, пусть другие займутся погребальными кострами. Иди сообщи новость своей центурии, кстати, ты можешь забрать их с собой.

– Да, генерал, – Квинт развернулся и уже собирался уходить, но передумал. – Генерал, Кай выжил?

Корилл усмехнулся:

– Да вас просто так не убьешь! Он ранен, но выживет. Можешь навестить его в лазарете.

Квинт кивнул и поехал прочь.

– Да ты прямо герой! – улыбнулся Кай.

Вечером этого же дня Квинт заглянул в лазарет, где лежал Кай. Во время битвы он попал под обстрел вражеских лучников, одна стрела пробила кирасу на груди, но больше ничего не сделала, а другая поразила трибуну неприкрытое броней бедро. Кай лежал на жесткой лежанке с перебинтованной ногой и головой. После попадания стрелы лошадь испугалась и сбросила его с седла. Эти раны, казалось, не причиняли ему никакого дискомфорта. Кай поддерживал разговор, смеясь над шутками Квинта.

– Значит, примипил, – Кай покивал головой и снова приложился к бурдюку с вином.

– Да, – просто ответил Квинт. – Я надеюсь, что смогу достойно справиться с такой должностью.

– Брось, ты талантливый командир и храбрый воин, а именно это и требуется от первого центуриона.