Суворов - Олег Николаевич Михайлов

номер принадлежал Полтавскому легкоконному полку.

По отдании приказа Суворов немедленно сел на перекладную тележку и поскакал к себе в Херсон.

3

В Херсоне Суворов оставался верен своим привычкам. Жизнерадостный, простецкий и по-мальчишески озорной, он был на редкость цельной натурой. Все резкие выходки, проявления неудовольствия, зависти, неприязни были лишь узорами на поверхности его доброго и отзывчивого характера.

Вставал Суворов, как всегда, очень рано. Камердинеру Прохору приказано было тагцить генерала за ногу, коли тот поленится. После этого бегал он по комнатам или по саду неодетый, заучивая по тетрадке финские, турецкие и татарские слова и фразы. Затем умывался, обливался водой, пил чай, после которого следовало пение духовных кантов по нотам. Воротившись с развода, он принимался за дела и чтение газет. Перед обедом непременно выпивал рюмку тминной водки и закусывал редькой. Не любил есть один. Фрукты и лакомства не уважал, вина пил немного, в торжественные дни угощал шампанским. В Великий пост в его комнате почти ежедневно отправлялась церковная служба, причем генерал-аншеф исполнял обязанности дьячка. Спал на сене, с двумя пуховыми подушками под головой, укрывался простыней, а когда холодно — синим форменным плащом. Не носил ни фуфаек, ни перчаток; в комнатах своих обожал почти банную теплынь; парился в страшном жару и окачивался ледяной водой. Любил животных, хотя дома их не держал. Иногда при встрече с собакой лаял, а с кошкой — мяукал.

Он питал пристрастие к стародавним обычаям.

На праздники велел он ставить близ своего дома разного рода качели, целовался со всеми в церкви, после чего офицеры и чиновники приглашались к нему разговеться. Вскоре гости разъезжались, а генерал- аншеф ложился соснуть. В десять утра в полном мундире являлся он под качели, где уже толпился народ. Тут были полковые музыканты и песенники. Суворов обходил качели и, покачавшись с чиновницами и купчихами, звал их с мужьями на чай к вечеру.

Близ самого Херсона, при протоке, называемой Кошевой, раскинулась большая и тенистая роща, куда в летнее время съезжались знать и простой люд. Суворов приказал исправить обветшавший вокал, построенный еще Потемкиным, наделать в роще аллей, дорожек и посыпать их песком. Каждое воскресенье и в праздничные дни собирались туда полковые и морские музыканты, жители стекались в рощу, и каждый с нетерпением ожидал приезда Суворова.

Лишь он являлся, крики «ура» оглашали воздух. Музыканты начинали играть. Обходя аллеи, генерал-аншеф со всеми здоровался. Вечером устраивались танцы и хороводы, которые Суворов водил не с девицами, а с офицерами. Зимой на дому у командующего затевались вечеринки с танцами, фантами и другими святочными играми, в которых он с живостью участвовал, отдавая особенное предпочтение игре, называемой «Жив-жив курилка». Он давно уже не терпел зеркал и лишь по настоянию дам разрешил повесить одно небольшое в отдаленной комнате.

Ему очень не нравилась мода на все французское. При нем никто не смел говорить без нужды между собой по-французски. Сам генерал-аншеф обращался к этому языку лишь в разговоре с иностранцами, не знавшими русского, и всегда советовал им поскорее его выучить.

Однажды на празднестве, отозвавши к себе комендантского сына, воспитанного и образованного на парижский манер, Суворов взял его за руку со словами:

—      Молодой человек! Помилуй Бог! Мы с тобою будем танцевать. Музыканты! Казачка!

Франт русских танцев не знал и начал выделывать ногами удивительные штуки. Всякий раз, как он подплясывал к генералу, тот лишь притопывал правой ногою и поворачивался кругом. Когда же пришла очередь плясать Суворову, он пояснил:

—      Я стар, не могу. А вот тебе пара! — И подвел молодца к некой щеголихе, известной пристрастием к заграничной моде и кокетливой ветреностью. Молодой человек понял мораль и перестал с той поры вести себя херсонским парижанином.

Роль наставника, по-видимому, очень нравилась Суворову, и он не раз письменно и устно поучал родственников, друзей, знакомых. В марте 1793 года получил он письмо от славного венгерца барона Карачая, сообщившего, что его маленький Александр учится прилежно, целует руки своего крестного отца и поручает себя его милости. Генерал-аншеф обратился к всесильному Платову Зубову с просьбой о зачислении крестника в один из полков и о пожаловании ему патента. Просьба его была уважена, и Александр Карачай получил чин поручика. Суворов отправил патент отцу и приложил при этом чрезвычайно интересное наставление маленькому Александру как будущему военному человеку:

«Любезный мой сын Александр!

По званию военного человека вникай прилежно в сочинения Вобана, Кугорна, Кюрасса, Гюбнера; учись отчасти Богословию, физике и нравственности. Внимательно читай Евгения, Тюреня, записки Юлия Кесаря, Фридриха Второго, первые части Роленовой истории и мечтания графа де Сакса; языки полезны для словесности, упражнения в верховой езде, в шпажном искусстве и фехтовании.

Военные добродетели суть: отважность для солдата, храбрость для офицера, мужество для генерала. Военачальник, руководствуясь порядком и устройством, владычествует с помогцию неусыпности и предусмотрения.

Будь откровенен с друзьями, умерен в нужном и бескорыстен в поведении. Пламеней усердием к службе своего государя.

Люби истинную славу; отличай честолюбие от надменности и гордости.

Привыкай заранее прощать погрешности других и не прощай никогда себе своих погрешностей.

Обучай ревностно подчиненных и подавай им пример собою.

Непрестанное упражнение в том, как все обнять одним взглядом, учинит тебя великим полководцем. Умей пользоваться местоположением.

Будь терпелив в военных трудах; не унывай от неудач. Умей предупреждать обстоятельства ложные и сомнительные; не предавайся безвременной запальчивости.

Храни в памяти своей имена великих людей и руководствуйся ими в походах и действиях своих с благоразумием, не презирай никогда неприятеля своего, каков бы он ни был; старайся узнать его оружие и способ, как оным действует и сражается; исследуй силы и слабость его.

Привыкай к деятельности неутомимой.

Управляй щастием; один миг доставляет победу. Покоряй себе щастие быстротою Кесаря, который умел уловлять неприятеля своего даже днем, окружать его и нападать на него в тех местах, где хотел, и в то время, когда желал; отрезывай у него всякого рода запасы и приобрети искусство, чтобы войско твое никогда не нуждалось в продовольствии.

Да возвысит тебя Бог до мужественных подвигов знаменитого Карачая».

Читая это письмо, лишний раз убеждаешься в справедливости старого бюффоновского изречения: «Стиль — это человек». Характер Суворова, с его быстронравием, горячностью, непостоянством и в то же время целеустремленностью, последовательностью и верностью своему призванию, оставил отпечаток на самой манере мыслить. Проживший несколько месяцев в херсонском доме генерал-аншефа его биограф Антинг сообщал: «Слог его короток и мужествен; в выборе выражений столь верен, что никогда написанного не поправляет».

Мечтая в Херсоне о боевом