Итальянец - Анна Радклиф

— Продолжай, — резко сказал Скедони и снова заходил по комнате. — Я слушаю тебя.

— Так вот, Марко снова вернулся к мешку, — продолжал крестьянин, — и развязал веревку, которой тот был завязан, затем осторожно открыл его… Представляете, синьор, что с ним было, когда его рука коснулась чего-то холодного и при свете очага он увидел перед собой лицо мертвеца… О, синьор!

Крестьянин, сам потрясенный своим рассказом, войдя в раж, уже следовал по пятам за шагавшим по комнате монахом и даже ухватился за край его одежды. Но тот словно не замечал этого.

— Отец рассказывал, что Марко так испугался, что не помнил себя от страха. Ручаюсь, он, должно быть, побелел так же, как вот вы сейчас, синьор.

Скедони раздраженно вырвал край своей одежды из рук крестьянина и глухо произнес:

— Если я побледнел от твоего рассказа, то каково было Марко, когда он все это увидел! А что было дальше?

— Он рассказывал отцу, что у него не было даже сил снова завязать мешок. Он боялся, что Спалатро вот-вот вернется и увидит его около мешка. Единственной мыслью было поскорее убраться из этого дома. Он уже слышал шаги Спалатро, но через другую дверь ему удалось убежать из комнаты, а затем из дома. Его не остановили ни дождь, ни ветер. Он бежал без оглядки, сам не зная куда, не останавливаясь, и всю ночь затем провел в лесу, где его жизнь подвергалась опасности.

— Почему после этого Спалатро не был арестован? — спросил внезапно Скедони. — Чем все это кончилось?

— Старый Марко после этой ночи слег. Немудрено, ведь он порядком промок и был напуган. У бедняги началась горячка, он бредил и говорил такое в бреду, что, когда пришел в себя, ему все равно уже никто не верил. Думали, что он все еще бредит.

— Твой рассказ тоже похож более на бред, чем на правду, — заметил монах. — Я понимаю тех, кто не поверил бредням старика.

— Не скажите, синьор. Через некоторое время все начали думать иначе, а кое-кто попробовал даже кое-что разузнать. Но что могли сделать эти простофили? Ведь ничего нельзя было доказать. Обыскали дом, он был пуст. Этот человек исчез, в доме ничего не нашли. С тех пор он долго стоял заколоченным, пока в нем не появился Спалатро. Марко уверен, что это был тот самый человек, которого он там видел в ту ночь, но он не готов был в этом поклясться.

— Значит, ты и сам не очень уверен, что эта длинная история имеет отношение к Спалатро? — спросил монах. — Может, все это выдумка?

— Не знаю, что вы называете уверенностью, синьор, но мы все в это верили. Но самое странное в этой истории еще впереди. Вот уж этому действительно трудно поверить, если…

— Хватит с меня того, что ты уже рассказал, — резко прервал крестьянина Скедони. — Можешь больше не рассказывать.

— Но я и половины вам не рассказал, синьор! Когда я сам это услышал, поверьте, меня это так потрясло, что я…

— Я достаточно терпеливо слушал эту нелепую историю, — решительно заявил Скедони, — но не вижу в ней никакого смысла. Вот возьми, все, что я тебе должен. Ты свободен.

— Что ж, синьор, видимо, вам известно, чем эта история закончилась, иначе вы захотели бы дослушать ее. Но все же вы не знаете самого невероятного в ней… Когда я услышал, у меня волосы встали дыбом…

— Довольно этой ерунды, — резко прервал его монах. — Я жалею, что потерял столько времени, слушая всякие россказни. Можешь идти. Скажи хозяину, чтобы зашел ко мне.

— Ладно, синьор. Если вас это не интересует, тут уж ничего не поделаешь. Но…

— Однако останься, — вдруг сказал Скедони. — Я посоветую тебе, как безопасно пройти мимо виллы, где может прятаться Спалатро. Хотя история, которую ты мне рассказал о нем, может вызвать лишь улыбку.

— Да я и половины ее не рассказал вам, синьор! Если бы вы ее дослушали до конца…

— Да, улыбку, — повысив голос, повторил монах.

— Нет, синьор, тут я с вами не согласен. Я мог бы присягнуть…

— Послушай меня, приятель, — прервал его Скедони. Голос его насторожил крестьянина. — Хотя я мало верю в твою историю, но мне кажется, этот Спалатро — отчаянный тип и тебе надо его остерегаться. Если ты столкнешься с ним, он, чего доброго, захочет свести с тобой счеты. К твоему ружью неплохо бы иметь вот этот кинжал. Возьми его.

Скедони вытащил кинжал, который хранил на груди, но это был не тот, который он обычно носил с собой, и протянул его проводнику. Тот с каким-то тупым удивлением взял его. Затем монах подробно рассказал ему, как пользоваться этим кинжалом.

— Благодарю, синьор, за заботу, но разве этот кинжал чем-то отличается от других? Разве им как-то особо надо пользоваться?

Скедони мрачно посмотрел на крестьянина, а затем после паузы сказал:

— Конечно, нет, но я хотел, чтобы ты наилучшим образом воспользовался им. А теперь прощай.

— Спасибо, синьор, но думаю, кинжал мне ни к чему. Мне хватит и моего ружья.

— Кинжал сподручней, — ответил Скедони, отказываясь взять его обратно. — Пока ты будешь перезаряжать ружье, твой противник может воспользоваться своим кинжалом. Оставь его у себя, приятель. Он заменит тебе десяток ружей. Спрячь его.

Скорее вид Скедони, чем его слова возымел действие, и крестьянин принял этот странный подарок. Сделал он это с явной неохотой. Когда он уже покидал комнату, Скедони крикнул ему вслед:

— Пришли ко мне побыстрее хозяина гостиницы. Я немедленно отправляюсь в Рим.

— Хорошо, синьор. Вам повезло. Здесь развилка, и одна из дорог ведет прямо в Рим. А я думал, вы едете в Неаполь.

— Нет, в Рим, — ответил Скедони.

— Значит, в Рим, синьор. Желаю вам благополучно доехать, — сказал проводник и покинул комнату.

А в это время Эллена ломала голову, как уговорить Скедони позволить ей остаться на вилле Алтиери или же вернуться в монастырь Санта-Мария-дель-Пианто, где ее знают. Более всего она боялась оказаться в чужом монастыре даже вблизи Неаполя. План Скедони означал бы для нее, измученной невзгодами, выпавшими на ее долю, длительное одиночество среди незнакомых людей и конец всем мечтам о близком счастье с Винченцо. Этот план виделся ей как очередное заключение, а любая игуменья, кроме той, которую она знала в монастыре Санта-Мария-дель-Пианто, такой же безжалостной тюремщицей, какой была игуменья в Сан-Стефано. Она печально предавалась этим нерадостным мыслям, когда Скедони послал за ней. Она нашла его необычно взволнованным и готовящимся к отъезду. Экипаж уже ждал их, и он попросил Эллену поторопиться. Когда та спросила о проводнике, то узнала, что он отпущен и уже ушел. Ее удивило столь внезапное его исчезновение.

Они, не медля, тронулись в путь. Скедони был молчалив, погружен в свои мысли, и Эллена, увидев выражение его лица, сочла, что ей не стоит говорить с ним о том, что ее более всего волновало. Так, в полном молчании, они ехали в течение нескольких часов, направляясь в Неаполь, вопреки тому, что сказал Скедони проводнику.