Защитник. Рука закона - Ларри Нивен

— Треть пустует.

— И много у вас клиентов в нынешние времена?

Он рассмеялся:

— Шутите. Никто сейчас не самозамораживается. Опасаются, что могут проснуться по кусочкам!

— Вот и я об этом размышляю.

— Еще лет десять назад мы подумывали вырыть новые залы. Все эти свихнувшиеся подростки, совершенно здоровые и давшие себя заморозить, чтобы проснуться в прекрасном новом мире… Мне пришлось наблюдать, как приезжают кареты скорой помощи и забирают их на запчасти! С тех пор как прошел Закон о замораживании, мы опустели на треть!

Эта история с детьми была действительно дикой. Не то причуда, не то религия, не то безумие. Только затянувшееся слишком надолго.

Дети Мороза. Большинство из них представляли собой типичные случаи аномии[13]. Подростки, ощущающие себя затерянными в неправильном мире. История учила их — тех, кто слушал, — что раньше все было намного хуже. Возможно, они думали, что мир идет к совершенству.

Некоторые рискнули. Ежегодно таковых находилось немного; но это тянулось с тех самых пор, когда состоялись первые удачные эксперименты по размораживанию, то есть за поколение до моего рождения. Такое решение представлялось лучшим, чем самоубийство. Молодые и здоровые, они имели куда больше шансов на оживление, чем стылые изувеченные трупы. Они не обладали хорошей приспособленностью к своему обществу. Почему бы не рискнуть?

Два года назад они получили ответ. Генеральная Ассамблея и всемирное голосование ввели в действие Закон о замораживании.

Среди покоящихся в ледяном сне были такие, которые не позаботились создать для себя попечительский фонд, или выбрали не тех попечителей, или вложили деньги не в те акции. Если бы медицина — или чудо — оживили их сейчас, они оказались бы на государственном содержании, без денег, без полезного образования, а примерно в половине случаев — еще и без способностей выжить в каком бы то ни было обществе.

Находились ли они в ледяном сне или в ледяной смерти? С юридической стороны тут всегда присутствовала неопределенность. Закон о замораживании внес некоторую ясность. Он объявил, что любой человек, погруженный в замороженный сон и, буде общество решит вернуть его к жизни, не способный обеспечить себя материально, юридически мертв.

И третья часть замороженных мертвецов в мире, сто двадцать тысяч из них, отправились в банки органов.

— А тогда вы тоже тут работали?

Старик кивнул:

— Я почти сорок лет посменно работаю в Склепе. Я видел, как «скорая помощь» увезла три тысячи моих людей. Я думаю о них как о моих людях, — добавил он, как бы обороняясь.

— Закон, видимо, не в состоянии решить, живы они или мертвы. Думайте о них как вам угодно.

— Люди, которые мне доверились. Что сделали такого эти Дети Мороза, что их стоило убить?

«Они хотели отоспаться, пока другие гнут спину, чтобы превратить мир в рай», — подумал я. Но это не то преступление, которое карается высшей мерой.

— Их некому было защитить. Некому, кроме меня, — тянул он свое. Однако через миг с видимым усилием вернулся к настоящему. — Ладно, оставим это. Что я могу сделать для Технологической полиции ООН, мистер Гамильтон?

— О, я здесь не как оперативный сотрудник АРМ. Я здесь только для того… для того…

К дьяволу, я и сам не знал для чего. Меня потряс и заставил прийти сюда выпуск новостей.

— Они намереваются внести еще один законопроект о замороженных, — проговорил я.

— Что?

— Второй закон о замораживании. Касательно другой группы. Общественные банки органов, должно быть, опять опустели, — произнес я с горечью.

Мистера Рестарика затрясло.

— О нет! Нет! Они не могут опять это сделать! Не имеют права!

Я взял его за руку — то ли чтобы успокоить, то ли чтобы поддержать. Он готов был потерять сознание.

— Может быть, они и не сумеют. Первый закон о замораживании, как предполагалось, должен был остановить органлеггерство, но этого не случилось. Может быть, граждане проголосуют против.

Я ушел сразу же, как только позволили приличия.

Второй законопроект о замораживании продвигался неспешно, не встречая серьезного сопротивления. Кое-что из хода событий я улавливал по ящику. Граждане — их растущее число вызывало тревогу — осаждали Совет Безопасности петициями о конфискации того, что они именовали «замороженными трупами значительного числа людей, душевнобольных к моменту смерти». По их мнению, «фрагменты этих трупов, возможно, могут быть использованы для замены остро необходимых органов…».

Они никогда не говорили, что упомянутые трупы когда-нибудь могут стать живыми и полноценными людьми. Зато не уставали повторять, что упомянутые трупы нельзя безопасно вернуть к жизни сейчас; и они брались доказать это при помощи экспертов; и у них была тысяча экспертов, ожидающих своей очереди.

Они никогда не говорили о возможности биохимического лечения душевных расстройств. Зато они рассуждали о генах, скрывающих безумие, и о том, что миру вовсе не требуется такое число новых душевнобольных пациентов.

При этом они постоянно упирали на нехватку пересадочного материала.

Я уже почти бросил следить за выпусками новостей. Я состоял в АРМ, полицейских силах ООН, и не мое дело было лезть в политику.

Это и не являлось моим делом, пока — одиннадцать месяцев спустя — я не наткнулся на знакомое имя.

Тэффи наблюдала за посетителями. Ее притворно-скромный вид меня не обманывал. Тайное ликование сверкало в ее карих глазах. Каждый раз, приподнимая десертную ложечку, она бросала взгляд в левую сторону.

Из опасения выдать ее интерес я не стал смотреть в том направлении. Полно, мне нечего от вас скрывать: я не интересуюсь теми, кто сидит в ресторане за соседними столиками. Вместо этого я зажег сигарету, переложил ее в мою воображаемую руку — вес слегка надавил на мое сознание — и откинулся в кресле, наслаждаясь обстановкой.

Хай-Клиффс — это огромный пирамидальный город, расположенный в северной Калифорнии. Строительство его еще не закончено. «Мидгард» находится на первом торговом уровне, близ сервисного ядра. Окон, выходящих наружу, нет; их отсутствие в ресторане возмещается красочными пейзажными стенами.

Изнутри «Мидгард»[14] кажется расположенным где-то посередине ствола грандиозного дерева, простирающегося от Ада к Небесам. Высоко на ветвях дерева идет вечная война между воинами необычных обликов и размеров. Иногда показываются твари размером с целый мир: волк нападает на луну, спящий змей обвивает ресторан, или внезапно любопытный глаз гигантской коричневой белки закрывает целый ряд окон…