Скопин-Шуйский - Наталия Петрова

Польские источники подтверждают бегство центра польского войска во время боя: «Середина же наших была смята, и те, кто там стоял, бежали с уже выигранной битвы и лишь через несколько миль опомнились и вернулись к войску. Тем, кто стоял по бокам, пришлось снова громить неприятеля, погнавшегося за нашими»[488]. Видекинд уточняет, что многие из тех, кто преследовал бегущих поляков во главе со Зборовским, были перебиты, а из оставшихся на месте и оборонявшихся копьями и саблями «никто не был и ранен. Преследовавшие Зборовского, услышав о поражении наших на левом крыле, воротились назад и развернули строй под насыпью».

Уточняя и дополняя друг друга в деталях описания картины боя, шведские и польские авторы расходятся в главном: итогах сражения. Шведский историк расценивает бой под Тверью как безусловную победу войска Делагарди, польский же современник — как поражение Скопина и Делагарди: «Пан Зборовский… под Тверью… провел удачную битву: оба наших крыла, правое и левое, вытеснили неприятеля с поля и одержали победу… В этой битве полегло больше тысячи немцев, а наших погибло очень мало, достались нам и пушки».

По мнению поляка, наиболее стойко проявила себя в бою наемная пехота, «которая осталась на поле боя без движения», притом что немцы потеряли в бою больше тысячи человек. Отметил он и новую черту, появившуюся у русского войска:

«Москвитяне хоть и уступили поле, но не были рассеяны и имели свежие силы». Вот эти-то свежие, не разбежавшиеся силы и дали возможность Скопину на рассвете 13 июля, когда перестал идти ливший два дня дождь, атаковать не ожидавших нападения и мирно почивающих в городе поляков.

…Незаметно подступила темнота, размывая и делая неясными очертания берегов близкой Волги. Легкий пар поднялся от воды, засветились огни в домах на противоположном берегу реки. Ливень с хлестким ветром, что накануне сбивал с ног, словно устав, перестал, и его сменил мелкий и легкий, как водная пыль, похожий на осенний, дождь. Появилась надежда, что к утру он и вовсе прекратится. Посланная князем разведка донесла, что поляки празднуют в городе победу, повсюду шум и веселье, даже часовые на постах сильно навеселе. Скопина это донесение лазутчиков явно обрадовало. Потолковав в своем шатре с Семеном Головиным, князь Михайло Васильевич лично пошел проверять караулы. Он шел мимо обозных телег, костров, вокруг которых сидели его воины, отдавал распоряжения. «Завтра, все решится завтра», — глядя на дальние просветы, думал воевода Скопин.

А когда край горизонта лишь начал светлеть, воевода проснулся и быстро откинул полу шатра. Дождь прекратился, плыли легкие клубы первой сизой дымки рассвета, утро едва начиналось. Скопин легко поднялся на ноги, улыбаясь утренней свежести и своим мыслям, вышел в одной рубахе из шатра и по сырой траве легким шагом прошел к берегу реки. В задумчивости Михаил смотрел на Волгу. Реки — молчаливые свидетели прошлого. О чем бы поведали они, если бы смогли заговорить? О том, как образовывались и распадались государства, сменялись династии, строились и разрушались города на их берегах, купцы и воины правили по ним свои корабли — а они все так же безмолвно несли свои воды, как и сотни, тысячи лет? Что предстояло увидеть этой древней реке сегодня, 13 июля 1609 года?

Тихо было вокруг. Тихо и спокойно было и на сердце у воеводы. Глядя на восток, откуда не раньше чем через час начнет подниматься солнце, он горячо молился перед будущим сражением. А вскоре часовые увидели, как Скопин возвращался к шатру, чтобы спустя несколько мгновений отдать приказ об атаке…

Пожалуй, самую беспристрастную оценку сражения под Тверью дал автор «Нового летописца»: «И литовские люди русских людей и немецких столкнули и урониша немецких людей не мало. Князь Михайло ж Васильевич с немецкими людьми отойде и ста, отшед, недалече; и стояше тут день да ночь. На другую же нощь пойде со всеми людьми ко Твери и, пришед, тверской острог взяша, литовских людей побили на голову, а достальные седоша в городе»[489].

Наиболее же красочно живописал «брань жестокую» современник событий С. И. Шаховской: «От стреляния же пищалнаго смутися воздух и отемне облак и не видяше друг друга и незнающе, кто бе от кого страну, и бысть падение многое, падают трупие мертвых ото обою страну. По сем поляци на полки немецкие и на русские нападоша и женуша их трудом велим, и бысть сеча зла, и гнаша поляцы во след их не мало время, и по сем возвратишася во град и почиша». Итак, Шаховской, как и поляки, расценил итог первого дня битвы, как поражение русских и наемных войск. Увидев большое число погибших, Скопин, по словам автора «Летописной книги», «разъярися зело» и на следующий день напал на беспечно спящих в городе поляков: «Они же востро входят и литовское воинство посекают, нагих по улицам влечаху и трупие их мечи разсекаху и богатство их грабят»[490].

Польский источник подтверждает, что инициатива предпринятой на рассвете 13 июля атаки и ее исход целиком являются заслугой Скопина: «Когда наши после этой победы беспечно стали жить в Твери, Скопин, узнав об этом через шпионов, ударил на рассвете на нашу стражу, ворвался в город и легко разгромил наших, не ожидавших нападения»[491].

Наконец, еще один источник, в котором описывается штурм Твери, — это отписка самого Скопина, посланная им в Ярославль и Вологду. По сути, это единственное свидетельство, оставленное непосредственным участником битвы. В отличие от всех предыдущих, текст Скопина по-военному лаконичен и прост, что выдает характер автора документа, лучше владевшего мечом, чем пером: «…За час до свету пришел я с государевыми с русскими и с немецкими людми подо Тверь, под острог, и воры и литовские люди из острогу вышли и с нами бились до третьего часу дни». Можно представить, какого накала достигал многочасовой бой, но только представить — никаких подробностей в отписке Скопина нет, лишь короткий отчет о происшедшем: «Тверской острог взятьем взяли, и литовских людей многих побили, и наряд и зелье и знамена и литавры многие поймали, и топтали их и побивали за острогом по болшой по Московской да по Осиповской дороге на сороки верстах»[492].

Мархоцкий подтвердил, что поляки бежали из Твери «в страшном замешательстве». Одни уходили из города в поле — те все были порублены, другие затворились в тверском кремле, третьи, кто мог добежать до коней — «чуть ли не без седла» уходили к своему главному обозу. Вот уж действительно, как написал один из поляков, «счастье изменило нам под Тверью» в тот день.

После боя 13 июля Скопин четыре раза водил свои полки на штурм тверского кремля — но все безуспешно. И только узнав о продвижении к Твери отрядов Сапеги, Скопин отдал приказ отойти к селу Городня, что в 35 километрах на юго-восток от Твери, и перейти на правый берег Волги. Впрочем, дальнейшие события заставят вскоре и самих тушинцев оставить город.