Падшие ангелы Мультиверсума - Леонид Алехин

– Господин Сакамуро… что случилось с… что случилось со мной тогда, двадцать лет назад?

Это очень болезненно – помнишь mom разговор. Не обычное дежа-вю, не наложение, а расщепление.

Вот я-Хитори, догадывающийся о правде, подавленный своими подозрениями и страхами. Мучающийся бесплодной надеждой, что все это Большая Ошибка.

И я-Сакамуро, знающий, что никакой ошибки нет. Равнодушный до такой степени, что это может показаться жестокостью. И бесконечно утомленный предсказуемостью происходящего. Все это было и будет еще сотни раз. Прах, скука и суета.

И даже убийство не привнесет желанного разнообразия.

– Тебя нашли в тайге по сигналу вживленного маяка, – сказал я-Сакамуро. – Погребенным под снегом. Мертвым. Растерзанным на куски, рядом были обнаружены остатки кибера неизвестной модели.

Я-Сакамуро перевел дыхание. Скоро придется подумать и о пересадке легочной ткани, произносить длинные речи стало утомительно, и от пеших прогулок уже пришлось отказаться, коленные суставы крошились, будто сделанные из песка.

– Останки были доставлены сюда, на Хоккайдо. Подвергнуты сканированию. К счастью, мозг остался неповрежденным. И температура, в которой он находился, была достаточно низкой.

Я-Хитори слушал молча, но смысл произносимых директором слов не доходил до сознания, Перед моими глазами стояла лавина белых тигров, захлестывающая опушку.

Ту самую, где я умер.

– А полгода назад у меня возникла необходимость в надежном человеке, который занялся бы переходом этого русского эколога. Тебя воспроизвели по клеточным образцам. Тело искусственно состарили и записали синтетическую память, чтобы заполнить двадцатилетнюю лакуну. Это самая быстрая карьера из всех, что я видел. Из простого ронина, одним махом – в представители компании, – пошутиля-Сакамуро.

Я-Дракон не улыбнулся.

– Значит, я клон. А мой оригинал мертв.

– Это не был вопрос, время вопросов прошло.

– Да, уже двадцать лет, – кивнул я-Сакамуро.

– И треть моей жизни сгенерирована на рабочих станциях «Мисато» из обрезков чужих воспоминаний и развлекательных мнемософтов.

– Это так. Ты шокирован?

– Был. – Я-Хитори сунул руку в карман, нащупывая круглую металлическую трубку. – Был шокирован. Когда в самолете понял, что моя память наложена, и по дороге на остров додумал остальное. У меня было еще время дополнительно поразмыслить обо всем, пока я ждал приема.

– И до чего же ты додумался, Рицуко? – спросил я, надевая телеприставку. Мне стало интересно, что же такое у него в кармане. Неужели оружие? Ведь я приказал провести его в обход основного пояса безопасности. Максимум охрана просветила его на вживленных «жучков» и взрывные устройства.

Приставка заработала в рентгеновском диапазоне. Пропущенное через видеопроцессор изображение тела Хитори стало прозрачным, отлитым из синеватого стекла. Теперь я видел сквозь его одежду, а задерживая взгляд, различал пульсацию внутренних органов через теряющую плотность кожу. Забавно.

Но бесполезно. Трубка, за которую он хватался в кармане, оказалась непрозрачной. Свинец? Неужели решил проломить своему старому директору голову дешевой игрушкой токийской шпаны? Ай да Дракон…

– Я принял единственное возможное решение, – твердо сказал я-Хитори. Я и правда не видел другого пути. – Господин Сакамуро…

В мои слова вкралась крошечная напряженная пауза. Седой океан плескался о прибрежные скалы, Темнело. Где-то запиликал сверчок.

– Господин Сакамуро, – закончил фразу я-Хитори, – как моего директора и ояйабуна прошу дать мне отставку. – Я поклонился. – Вот письменное прошение.

– Я-Сакамуро отступил, когда его рука появилась из кармана. Но в ней была не дубинка, а свернутый в трубку листок рисовой бумаги. Очень дорогое удовольствие в наше время синтетики и цифровых носителей.

Приняв листок от Хитори, я развернул его и пробежал взглядом аккуратные иероглифы. Вот как. Замечательно. Продался русским, как и было предусмотрено в его поведенческой программе, там вообще много всякого было предусмотрено. Кроме этого нелепого прошения об отставке.

– Ну и как ты это себе представляешь, Рицуко? – спросили. Как я быстро привык называть по имени то, что было выращено в автоклаве буквально на моих глазах. Из замороженных лохмотьев ткани, помещенных в питательную среду на акульих хрящевых полисахаридах. – У тебя ведь пожизненный контракт.

– Значит, я разрываю его в одностороннем порядке, – сказал я-Дракон. – И вину за это я искуплю кровью.

Глядя в скрытые за телеприставкой глаза директора Сакамуро, я вынул из кармана трубку складного ножа и щелчком высвободил короткое широкое лезвие.

Мы стояли друг напротив друга. Мы. Я. Семантические забавы искусственной памяти.

Я-Сакамуро ждал. Кибер-телохранитель «Автомон», бесшумно зависший над нашими головами, перешел в режим повышенной готовности. Хитори был хорошим бойцом, может быть, одним из лучших за всю историю «Мисато» (потому его ткани и были отданы на сохранение, таким генотипом не стоило разбрасываться). Даже нож в его руках был опасней, чем «плавающая крепость» под командованием недотеп из наших Сил Обороны. Но он знал, не мог не знать об охране дома. И о том, что автоматическая система всегда быстрее киборгизированной.

Он не успеет кинуть нож. И тем более броситься на меня, счетверенная иглопушка «Автомона» убьет его гораздо раньше. Я-Хитори, прозванный в прошлой жизни Голографическим Драконом, старался двигаться предельно медленно и плавно. Стоит болтающемуся над моей головой убийце оценить скорость моих движений как угрожающую – конец. Долгая жизнь научила директора Сакамуро осторожности. Все-таки в будущем году ему исполняется сто десять лет.

– Я поступлю согласно древнему обычаю, господин директор. Хотя бы отчасти это уравновесит тяжесть моего проступка.

Говоря это, я прижал лезвие ножа к большому пальцу моей правой руки, чуть ниже костяшки. Орудовать левой было непривычно, и, кроме того, это должно было быть чертовски больно. Но я не закричу.

Ведь, когда белые тигры повалили его в снег и начали рвать на куски, мой оригинал не кричал? От боли, от страха, от давящего бессилия. От вида собственных оголенных костей и разбросанных внутренностей. От понимания, что это все. Конец. Я уверен, что он принял свою смерть с достоинством. Кровь струилась по лезвию, погружающемуся под костяшку большого пальца, Лицо Хитори побледнело, он оскалился в жуткой гримасе, но продолжал резать. Молча. Я следил за ним с интересом, мысленно отдавая должное заложенным в его мозг… нет, еще в мозг оригинала программам. Я всегда был поклонником Бусидо[13], стократно оплеванного и забытого в наше дерьмовое время, когда в цене хорошие рабы, а не воины.