Азартная игра - Феликс Фрэнсис

Куда более интересную, занимательную и веселую. И менее опасную.

– Ну, я пошел, – сказал я Рори и Диане. Похоже, им не было до этого дела.

Проходя по коридору, мне пришлось переступать через огромные пластиковые мешки, плотно набитые дисками и компьютерами. Отдел по борьбе с экономическими преступлениями деловито упаковывал вещи из кабинета Грегори. Я удивился тому, что они не выставили нас из здания на улицу, чтобы забрать и увезти все. Это наверняка случится позже, пока им просто надо поработать над тем, что есть.

Секретарша в приемной фитнес-клуба страшно обрадовалась, увидев меня.

– Если честно, – сказала она с сильным уэльсским акцентом, – оттуда начало неприятно попахивать, особенно сегодня, ведь погода такая теплая. И некоторым нашим клиентам это, естественно, не нравится. Должно быть, он сложил там насквозь пропотевшую одежду.

Ключ, взятый со стола у Геба, идеально подошел к замку, и я распахнул дверцу.

Мы с секретаршей дружно отшатнулись. «Попахивало» – слабо сказано.

В шкафчике лежал темно-синий рюкзак с тренировочным костюмом, а поверх него – пара некогда белых спортивных туфель. И я подумал, что именно они, а не одежда были источником столь неприятного запаха. Возможно, Геб страдал от какого-то грибкового заболевания ног, вот обувь и провоняла, особенно с учетом того, что пролежала в тесном замкнутом пространстве три недели. Как бы там ни было, но запах стоял ужасно противный.

– Вы уж простите, – сказал я секретарше. – Сейчас избавлю вас от всего этого.

Я сунул туфли в рюкзак, прямо поверх одежды, и распрощался с секретаршей, которая уже начала звонить кому-то и договариваться о дезинфекции всех шкафчиков.

Я двинулся назад по Ломбард-стрит и выбросил рюкзак со всем его содержимым в уличный мусорный бак. Миссис Макдауд вряд ли понравилось бы, если б я притащил все это в контору.

Зашагал дальше, прошел ярдов сто, потом резко развернулся и кинулся назад. Я обыскал все имущество Геба. А вот рюкзаком пренебрег.

Под одеждой в отделении, застегнутом на молнию, в прозрачных пластиковых пакетах для завтраков лежали сто восемьдесят тысяч фунтов, по три тысячи фунтов двадцатифунтовыми купюрами в каждом пакетике. Имелся здесь же и список из девяноста семи фамилий и адресов – все в Америке.

Добрый старина Геб. Всегда был удивительно скрупулезен в делах.

– Мистер Патрик хотел бы вас видеть, – сказала миссис Макдауд, едва я вошел в приемную с перекинутой через плечо сумкой с добычей. – У себя в кабинете, прямо сейчас.

Патрик был не один. У него в кабинете сидела Джессика.

– А, Николас! – воскликнул он. – Заходи, присаживайся. – Я уселся на свободный стул возле окна. – Мы тут с Джессикой решили прикинуть, как обстоят дела. И какие меры следует принять, чтоб как-то поправить положение. Восстановить пошатнувшееся доверие наших клиентов, убедить их в том, что в «Лайал энд Блэк» бизнес идет как обычно.

– Разве он идет как обычно? – спросил я.

– Ну, разумеется, – ответил Патрик. – Почему нет?

«Но это же очевидно, почему», – подумал я. В соседнем кабинете все еще находились полицейские из управления по борьбе с экономическими преступлениями, продолжали собирать улики.

– Нет, – продолжил меж тем Патрик. – Мы не можем позволить этому досадному недоразумению разрушить наш бизнес. Я напишу всем клиентам Грегори, сообщу, что на протяжении какого-то времени буду лично заниматься их портфелями. Это означает, что все мы должны поднапрячься и работать немножко усерднее, чем прежде.

«Интересно, надолго ли нас хватит», – подумал я.

Максимальный приговор за сговор с целью убийства – пожизненное заключение.

– Ну а что с тем болгарским делом? – спросил я.

– Мы с Джессикой только что просмотрели материалы по нему, – ответил Патрик. – Вернее, то, что от них осталось после того, как эта чертова полиция устроила весь этот кавардак и многое унесла.

– И?.. – спросил я.

– Все это выглядит как-то неубедительно, – сказала Джессика.

– В каком смысле – неубедительно? – удивился я.

– Похоже, нет никаких доказательств того, что изначальная инвестиция была получена обманным путем. И что кто-то в фирме имел намерение провернуть незаконную сделку.

«Прикрывает свою задницу», – подумал я.

– Ну а как же гранты Евросоюза?

– Они не имеют никакого отношения к нашему бизнесу, – резко ответил Патрик. – Ни Грегори лично, ни сама фирма «Лайал энд Блэк» не могут отвечать за действия людей из Брюсселя, за тех, кто выдавал гранты без предварительной проверки. Наша фирма занималась исключительно инвестициями из семейного трастового фонда Робертсов, нас всегда заботило выгодное размещение капиталов наших клиентов. К тому же мы не вымогали у них денег. Идея данной инвестиции была выдвинута распорядителем этого фонда.

Должен признать, то был весьма убедительный аргумент, особенно с учетом того, что виконт Шеннингтон был не в состоянии ни подтвердить его, ни опровергнуть. Похоже, я слегка поторопился, сделав столь неутешительные выводы о будущем «Лайал энд Блэк».

– Ну а как же фотографии, которые Грегори показывал полковнику Робертсу? – спросил я. – Те, что якобы доказывали, что завод и дома уже построены?

– Сегодня утром Грегори сказал мне, что снимки эти ему прислал из Болгарии застройщик, человек доверенный, – ответил Патрик. – И что у него не было оснований сомневаться в их подлинности.

– До тех пор, пока Джолион Робертс не стал о них расспрашивать, – вставил я. – Интересно, что же он тогда сделал?

– Грегори сказал, что полковник Робертс не говорил ему, что сомневается в подлинности этих снимков. По словам Грегори, Робертс противоречил сам себе, все время менял мнение во время их последнего телефонного разговора. И без конца извинялся, что только отнимает у Грегори время. Ну и сам Грегори просто не знал, что и думать в конце этого разговора.

Вот в это можно было поверить. В точности так же Джолион Робертс вел себя во время нашей встречи в Челтенхеме. Я еще тогда подумал: «Все же странно, что человек, проявлявший решимость на поле брани, может оказаться столь нерешительным и непоследовательным, когда речь заходит об обвинении друга во лжи и краже у него денег. Наверное, заботился о сохранении своей чести, не хотел потерять лицо».

– Спасибо, Джессика, – сказал Патрик. – Можешь идти к себе работать.

Джессика поднялась и вышла. Я остался сидеть.

– Итак, Николас, – начал Патрик, когда за ней затворилась дверь, – я решил не обращать внимания на твое странное поведение на протяжении последних трех недель, решил начать наши отношения с чистого листа. Так что должность твоя остается за тобой, если ты не передумал продолжить работать с нами. Честно говоря, просто не знаю, что бы мы без тебя делали в такой трудный момент.