Ганнибал. Бог войны - Бен Кейн

– Сколько людей понадобится? – спросил Марий.

Квинт тоже хотел это знать. Когда наберется достаточный отряд, видимо, можно будет вернуться к своим. Чем дольше они оставались в городе, тем большая опасность им грозила.

– Не знаю, гастат, – ответил Пера, и в его глазах сверкали честолюбивые замыслы. – Шестьдесят. Восемьдесят.

– А может быть, сиракузцы, с которыми мы говорили, смогут набрать остальных без нас? – рискнул спросить Квинт, и его глаза беспокойно обежали таверну, где они пили.

– Наверное, и смогли бы, но задача будет выполнена быстрее, если мы тоже сыграем свою роль.

С недоброжелательной улыбкой на губах Пера ждал, не попадется ли Квинт на его удочку.

– Понятно, – уныло сказал тот.

Марий тоже не излучал радости – его первоначальный энтузиазм уже значительно убавился, – но положение Перы как командира не предполагало возражений. Боец старался не думать о том, что их могут схватить как шпионов. В приказе Марцелла ничего не говорилось про долгое пребывание в Сиракузах. Что задумал Пера?

Открылась дверь, и в таверну кто-то вошел. Посетитель, собиравшийся выйти, отошел в сторону, пропуская вновь пришедшего, – и тут до Квинта дошло: Пера хочет оставаться до тех пор, пока не состоится попытка впустить в город легионеров. Римский воин, впустивший войска Марцелла в Сиракузы, покроет себя славой. Квинт ощутил во рту горький привкус. Его и Мария никто не вспомнит, даже если они выживут. Вся честь достанется центуриону. Подлый ублюдок…

– Можешь что-нибудь сказать по этому поводу?

Квинт сразу понял, что Пера обращается к нему. Он не знал, придет ли когда-нибудь время бросить ему вызов, но сейчас было точно не время.

– Никак нет. Как скажете.

Холодная улыбка.

– Тогда за успех! – Пера поднял свою чашу.

Пытаясь заглушить свои опасения, Квинт и Марий сделали то же.

– Уже набрано около восьмидесяти человек. Демосфен считает, что именно столько будет наготове, – сообщил Пера Квинту и Марию через два дня; он только что встретился на агоре с главным заговорщиком. – Боги улыбаются нам, так как скоро новолуние. Лучше всего действовать сегодня или завтра ночью. Демосфен примет решение, когда стемнеет.

После стольких дней на нервах Квинт ощутил непомерное облегчение. Удивительно, но часть его души ликовала. Оставаться в городе могло оказаться самоубийственным, однако невероятно хотелось оказаться одним из тех, кто впустит войска в город. Маниакальный блеск в глазах Мария говорил и о его чувствах. Однако перед Перой Квинт сделал изумленное лицо.

– Мы будем участвовать?

– Да, будем. – Центурион осклабился. – Думаю, мы должны это отпраздновать.

Марий, похоже, был в восторге, но Квинт сдерживал себя. У них в списке было еще одно имя. «Когда дело дойдет до захвата ворот, даже один человек может изменить успех на провал», – подумал он.

– Остался один человек, с которым вы хотели переговорить, не так ли? Аттал – так его зовут?

Пера сердито взглянул в ответ – видимо, совсем забыл о нем.

– У нас и так хватает людей, – отрезал центурион.

Заметив, как Марий предостерегающе покачал головой, Квинт решил не обострять отношений с командиром.

– Как скажете.

«Великий Марс, пусть отныне не будет никаких осложнений», – вознес он молитву.

Наскоро выпив, Пера отослал подчиненных в дом рыбака, по-прежнему служащий им прибежищем. Дом располагался в узеньком переулке, где жили лишь товарищи старого пьяницы, вместе с ним выходящие в море, да их многочисленные семьи. С первого дня никто не обращал на римлян внимания, что помогало снять напряжение, которое испытывали солдаты каждый раз, выходя из ветхого жилища собственно в город. Пера велел Квинту не терять бдительности, в то время как сам удалился в свою каморку. Марий, тайком подмигнув другу, шепнул:

– Если центуриону неплохо вздремнуть, то и мне тоже, – и исчез.

Некоторые тревоги свалились с плеч Квинта, когда он уселся в крохотном солнечном дворике за домом и стал наблюдать, как хозяин чинит сети. Ни он, ни старик ничего не говорили, но юноше нравилось смотреть на него. Было что-то гипнотическое в однообразном движении иглы и нити туда-сюда, завязывании узлов, в том, как рыбак пользовался немногими оставшимися зубами, чтобы обкусывать нить, когда заканчивал штопку.

Через какое-то время веки Квинта отяжелели. Обычно он успешно боролся с сонливостью, но в спокойствии дворика казалось, что не будет ничего страшного, если закрыть глаза. Они закончили свой поиск заговорщиков в Сиракузах. До наступления ночи ничего не ожидалось, и вялость, вызванную выпитым вином, было трудно побороть. Ему приснился прекрасный сон, в нем была Элира и ее поразительно умелые уста…

Его встряхнула чья-то рука.

Солдату снилось, как Элира схватила его за плечо, когда они прижались друг к другу.

Его снова встряхнули и прошептали прямо в ухо:

– Просыпайся! Просыпайся!

Открыв глаза, Квинт вздрогнул. В воздухе не было аромата благовоний, а только запах тела, не было алебастрово гладкой кожи, а только покрытый бородавками подбородок и клочковатая борода старого рыбака.

– Что такое? – спросил Квинт.

– Солдаты! Солдаты идут.

Юноша похолодел.

– Сколько у нас времени?

– Сигнал тревоги пришел из дома моего племянника у входа в переулок. У тебя несколько мгновений. Лезь на крышу, – он указал на красную черепицу наверху, – и с другой стороны спрыгнешь в переулок. Беги направо, пока не увидишь храм Афины. Там поймешь, где оказался. Оттуда беги к моей лодке и спрячься. Если здесь никого не найдут, подозрения ослабнут. Когда стемнеет, перевезу вас через залив.

– Спасибо.

Квинт был уже на ногах; он протиснулся в комнату, которую делил с Марием. Ему подумалось не будить Перу – этого было достаточно, чтобы решить судьбу центуриона. Но его остановили две вещи: судьба старого рыбака, если Перу схватят, и то, что командир спас ему жизнь в Энне. Он в долгу перед ним.

Когда Квинт поднял остальных и все трое полезли на крышу, с улицы послышались голоса. Пера, залезший первым, протянул руку Марию. «Жалкий засранец! – подумал солдат. – Я спас тебя, и так ты мне отплачиваешь?»

В дверь забарабанили кулаком, и громкий голос потребовал:

– Откройте, именем Эпикида!

Старый рыбак, наблюдавший за бегством, сделал знак рукой, что пойдет ответить.

Марий залез на черепицу и протянул руку Квинту. Тот ухватился и, помогая себе ногами, залез. Одна плитка сдвинулась, пока он лез, и юноша выругался про себя, когда она упала во двор и разбилась.