Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости - Майа Шалавиц

В отношении к потреблению алкоголя принцип уменьшения вреда (хотя он никогда в данном случае так не назывался) оказался успешным и внутренне непротиворечивым. Услуга «трезвый водитель» – это выражение принципа уменьшения вреда: этот подход предполагает, что люди всегда будут пить, но бороться следует с вождением в пьяном виде, а не с питьем как таковым. К этой же категории относятся кампании против вождения в пьяном виде. Так же как требование смены игл является нейтральным в отношении использования игл как такового, так и кампании, осуждающие вождение в пьяном виде, нисколько не осуждают питие как таковое. Цель в данном случае – невменяемые водители.

Всё вместе – кампании против вождения в пьяном виде, ужесточение законодательства и введение услуги «трезвый водитель» – позволило добиться решающего успеха в оздоровлении общественно значимого поведения. С тех пор как общество озаботилось этой проблемой в начале восьмидесятых, доля смертельных исходов, связанных с вождением в состоянии алкогольного опьянения, снизилась с 53 процентов в 1982 году до 31 процента в 2013 году. Общее число смертей, обусловленных вождением в пьяном виде, уменьшилось в США вдвое – с более чем 21.000 случаев в начале восьмидесятых до 10.000 в 2013 году (естественно, в этом сыграло роль общее повышение безопасности вождения, например обязательное применение ремней безопасности).

В отличие от Великобритании, США зубами и ногтями сопротивлялись тактике уменьшения вреда в отношении всех психоактивных веществ, за исключением алкоголя. Не далее как в 2008 году бывший директор государственного Института по изучению злоупотреблений наркотиками, Алан Лешнер, опубликовал в одном научном журнале статью, в которой призывал ученых избегать самого термина «уменьшение вреда» как противоречивого, вводящего в заблуждение и оправдывающего легализацию наркотиков, что само по себе просто немыслимо. В течение многих лет США лоббируют международные встречи и конференции, на которых призывают другие страны отказаться от политики уменьшения вреда, а если это не получается, то отказаться хотя бы от употребления самого термина. В те времена, когда диагноз СПИДа означал скорую и мучительную смерть, поборники абстиненции и 12-ступенчатых программ энергично возражали против тактики уменьшения вреда, в принципе игнорируя все данные и тот факт, что люди, которым они обязались служить, умирают. Религиозные лидеры и политики – как левые, так и правые – тоже резко высказывались против. Такие активисты, как бывший наркоман Джон Паркер и члены его группы «ЭКТ АП», были вынуждены сознательно подвергнуться аресту за нарушение закона об иглах, и свободная их продажа была наконец легализована в 1991 году, после того, как судья пришел к выводу о том, что угроза общественному здоровью со стороны СПИДа более важна, нежели законы, запрещающие продажу игл и одноразовых шприцев. Однако даже сейчас продолжает действовать инспирированный консервативным сенатором Джесси Хелмсом закон, запрещающий государственное финансирование программ по смене игл, несмотря на то что все данные недвусмысленно говорят в пользу его отмены.

Для примера надо сравнить заболеваемость СПИДом в Великобритании и США. В Великобритании тактика уменьшения вреда была одобрена давно в качестве эффективного инструмента борьбы со СПИДом. Эти меры позволили избежать эпидемии ВИЧ-инфекции среди лиц, вводящих наркотики внутривенно. Действительно, на фоне продвижения метадоновых программ и доступности чистых игл заболеваемость СПИДом в Англии не превышает среди внутривенных зависимых 1 процента, что позволило ликвидировать этот очаг опаснейшей инфекции; одновременно это позволило предупредить заражения в результате гетеросексуальных половых контактов и внутриутробные заражения младенцев.

Напротив, в Нью-Йорке, где законы, поощряющие уменьшение вреда, были приняты позже, заболеваемость СПИДом среди людей, вводящих наркотики внутривенно, перевалила за 60 процентов, и это при том, что распространенность носительства в общей популяции никогда не превышала 1 процента! В девяностые годы в одном только Нью-Йорке в течение года носительство выявляли у одной тысячи рожденных младенцев – две трети из них были детьми зависимых родителей. Однако после того, как был легализован свободный доступ к иглам и шприцам, эта статистика стала менее ужасающей. В 1992 году внутривенное введение наркотиков было причиной 52 процентов всех случаев СПИДа, а в 2012 году эта доля упала до 3 процентов. Сейчас власти штата называют обмен шприцев «единственной мерой, которую можно считать золотым стандартом в деле профилактики ВИЧ-инфекции». Благодаря обмену игл и шприцев и введению в клиническую практику противовирусных препаратов в Нью-Йорке практически исчезли новорожденные, страдающие СПИДом.

Эффективность и мощь тактики уменьшения вреда выходит далеко за рамки распределения чистых игл. Человеческие взаимоотношения, которые возникают при проведении программ уменьшения вреда, оказывают глубокое, хотя и не очень заметное влияние и помогает прививать необходимые изменения. Так как тактика уменьшения вреда основана на убеждении в том, что люди лучше всего обучаются, когда чувствуют, что им рады, что их уважают и к ним неравнодушны, то она позволяет достучаться даже до тех, кто оставил всякую надежду на помощь. Как я убедилась на собственном опыте, практика уменьшения вреда может быть очень трогательной.

Например, когда я с другими активистами вышла на улицу с комплектами сменных игл (это было еще до легализации), я почувствовала себя Гамельнским крысоловом. Мы очень скоро были со всех сторон окружены потребителями внутривенных порошков всех рас, всех гендерных и сексуальных ориентаций из всех слоев общества (обращало на себя внимание, правда, почти полное отсутствие молодых людей, но, видимо, слух о бесплатном обмене игл дошел сначала до опытных людей). Многие были на самом деле похожи на завзятых наркоманов: на руках были видны следы инъекций, а на лицах тяжелая печать зависимости. У некоторых, однако, таких признаков не было: мы видели людей в дорогих костюмах, стариков с тросточками и даже инвалидов в колясках; были там и женщины с детскими колясками, и даже супружеские пары, которые бы лучше смотрелись где-нибудь в кинотеатре, а не на улице с протянутой рукой в ожидании бесплатного шприца.

Но самым удивительным был эмоциональный климат. Толпа была настроена дружелюбно, а отнюдь не враждебно. Общение было лишено напряжения, свойственного общению при купле-продаже наркотиков, – не было никаких признаков уныния, подавленности или отчаяния, которые я испытывала, проходя метадоновую программу. Люди были благодарны и даже стремились нас защитить. Многие были тронуты самим фактом, что их судьба не всем безразлична, тем более что за эту акцию нам грозил арест. Было такое впечатление, что они не могут поверить своим глазам, и маска боли на какое-то время упала с их лиц.

В большинстве своем люди, ставшие клиентами программ обмена игл, были закаленными бойцами наркотического фронта, стигматизированными и привычными ко всему. Это были люди, при виде которых добропорядочные граждане обычно переходят на противоположную сторону улицы. То, что им что-то давали бесплатно, без принуждения, без бюрократических проволочек, было им непривычно и даже чуждо. Действительно, практически все встречи с представителями обычной культуры – врачами, персоналом метадоновых программ, благотворителями, государственными служащими и даже с продавцами в магазинах – были связаны с большой дозой стыда, потому что сочетались с лекциями, религиозными проповедями, анализами мочи и другими энергичными напоминаниями об их реальном социальном статусе. Каждый такой социальный контакт был сам по себе признанием поражения, беспомощности и зависимости.