Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв - Уильям Гибсон

– Перед «Распродажей»?

– На заднем дворе.

Эдди никогда не обвинял ее в том, что история эта – сплошная выдумка, он же сам как-никак и сочинил основные вехи сюжета. По сути своей, рассказ всегда был один и тот же. К тому времени, когда мужик задрал на ней юбку (черную, сказала она, и на мне были белые ботинки) и скинул с себя штаны, она расслышала, как звякнул ремень, это Эдди стягивал джинсы. Какой-то частью сознания Мона прикидывала (Эдди скользнул к ней в постель), а возможна ли та позиция, какую она описывает, но продолжала говорить. На Эдди это, во всяком случае, действовало. Она не забыла отметить, как было больно, когда жлобина вставлял, – больно, хотя она была совсем мокрой. Помянула, как он стискивал ее запястья, и похоже, уже порядком запуталась, где что, помнила только, что ее заднице полагалось болтаться в воздухе. Эдди начал ее ласкать, гладил грудь и живот, поэтому она переключилась с бездумной жестокости лоха на то, что ей полагалось при этом ощущать.

Того, что ей полагалось при этом ощущать, она в жизни никогда не испытывала. Кто-то ей говорил, что можно проникнуть в такое место, где, если и ощущаешь боль, все равно это приятно. Мона знала, что на самом деле это совсем не так. Тем не менее Эдди хотелось услышать, что боль была просто жуткая и что чувствовала Мона себя отвратительно, но ей все равно нравилось. Мона не видела в этом ни капли смысла, но научилась рассказывать так, как ему хотелось.

Потому что, какой бы бред она ни несла, вранье работало, и Эдди, перекатившись на нее и сбив одеяло комом, оказался у нее между ног и вошел. Мона догадывалась, что, должно быть, в его голове прокручивается в эти минуты мультик, где Эдди чувствует себя одновременно героем – тем самым трахающим жлобом без лица – и зрителем, следящим за сюжетом со стороны. Он стискивал ее запястья, прижав их к полу за ее головой. Так ему больше нравилось.

А когда он кончил и, свернувшись калачиком, задремал, Мона долго лежала без сна в душной темноте, снова и снова разыгрывая мечту об отъезде – такую яркую, такую чудесную.

Ну пожалуйста, пусть это будет правдой.

Кумико проснулась в необъятной кровати – и тихо лежала, прислушиваясь. До нее долетало чуть слышное, неясное бормотание улицы.

В комнате было холодно. Завернувшись, как в мантию, в розовое стеганое одеяло, девочка выбралась из постели. Маленькие оконца были в ярких морозных узорах. Подойдя к ванне, она слегка надавила на одно из позолоченных крыльев лебедя. Птица кашлянула, забулькала и стала наполнять ванну. Не снимая с себя одеяла, Кумико принялась открывать чемоданы, чтобы выбрать одежду на день; отобранное она выкладывала на кровать.

Когда ванна была готова, она скинула одеяло на пол и, перебравшись через мраморный край, стоически погрузилась в обжигающе горячую воду. Пар от ванны растопил изморозь на стеклах; теперь по ним бежали струйки сконденсировавшейся влаги. Неужели во всех английских спальнях такие ванны? – подумала Кумико. Она старательно натерлась овальным бруском французского мыла, встала, кое-как смыла пену и завернулась в огромное черное полотенце; потом после нескольких неудачных попыток случайно обнаружила раковину, унитаз и биде. Они прятались в крохотной комнатушке, которая когда-то, должно быть, служила встроенным шкафом. Стены ее покрывал темный от времени шпон.

Дважды прозвонил телефон, похожий скорее на предмет из театрального реквизита.

– Да?

– Петал на проводе. Как насчет завтрака? Роджер уже здесь. Мечтает с тобой познакомиться.

– Спасибо, – ответила девочка. – Я уже одеваюсь.

Кумико натянула свои самые лучшие и самые мешковатые кожаные штаны, потом зарылась в ворсистый голубой свитер, такой большой, что вполне был бы впору и Петалу. Открыв сумочку, чтобы достать косметику, она увидела модуль «Маас-Неотек». Пальцы сами собой сомкнулись на обтекаемом корпусе, она вовсе не собиралась вызывать призрака. Но хватило только прикосновения. Едва образовавшись в комнате, Колин тут же смешно запрокинул голову, разглядывая низкий, с зеркалом, потолок.

– Я полагаю, мы не в Дорчестере?

– Вопросы задаю я, – сказала она. – Что это за место?

– Спальня, – ответил он. – В довольно сомнительном вкусе.

– Отвечай, пожалуйста, на мой вопрос.

– Хорошо, – сказал призрак, осматривая постель и ванну. – Судя по обстановке, это вполне мог бы быть и бордель. Я имею доступ к историческим данным на большую часть зданий Лондона, но об этом нет ничего примечательного. Построено в тысяча восемьсот сорок восьмом году. Классический образчик викторианского стиля. Район дорогой, хотя и немодный, пользуется успехом среди определенного сорта юристов.

Призрак пожал плечами. Сквозь начищенные до блеска сапоги для верховой езды девочка видела край кровати.

Кумико бросила модуль в сумочку, и призрак исчез.

С лифтом она справилась без труда и, оказавшись в обшитой белыми панелями прихожей, пошла на звук голосов. Не то холл, не то коридор. За угол.

– Доброе утро, – сказал Петал, снимая с блюда серебряную крышку; от блюда шел ароматный пар. – Вот он, неуловимый мистер Суэйн, для тебя – Роджер. А вот твой завтрак.

– Привет, – сказал мужчина, делая шаг вперед и протягивая ей руку.

Бледные глаза на длинном скульптурном лице. Гладкие, мышиного цвета волосы зачесаны наискось через весь лоб. Кумико затруднилась бы определить его возраст: это было лицо молодого человека, но в западинах сероватых глаз залегли глубокие морщины. Высокий, в руках, плечах и осанке – что-то от атлета.

– Добро пожаловать в Лондон.

Он взял ее руку, пожал, отпустил.

– Спасибо.

На Суэйне была рубашка без воротника, в очень мелкую красную полоску на бледно-голубом фоне, манжеты скреплены скромными овалами тусклого золота. Расстегнутая у ворота, рубашка открывала темный треугольник татуированной кожи.

– Я говорил сегодня утром с твоим отцом, сказал, что ты прибыла благополучно.

– Вы человек высокого ранга.

Бледные глаза сузились.

– Прошу прощения?

– Драконы.

Петал рассмеялся.

– Дай ей поесть, – донеслось справа. Женский голос.

Кумико повернулась. На фоне высокого многостворчатого окна увидела стройную темную фигуру. За окном – обнесенный стеной сад под снегом. Глаза женщины были скрыты за серебристыми стеклами, отражающими комнату и ее обитателей.

– Еще одна наша гостья, – сказал Петал.

– Салли, – представилась женщина, – Салли Ширс[45]. Поешь, котенок. Если тебе так же скучно, как и мне, может, захочешь пойти погулять? – Под взглядом Кумико ее рука скользнула к стеклам, как будто она собиралась снять очки. – Портобелло-роуд – всего в двух кварталах отсюда. Мне нужно глотнуть свежего воздуха.