Цивилизация. Новая история Западного мира - Роджер Осборн

Если предшествующие конфликты питались религиозной враждой, то после коронования Генрих, протестантский вождь, перешедший в католицизм, заключил мир с католической Испанией и выпустил Нантский эдикт, гарантирующий свободу вероисповедания католикам и протестантам. Знаменитая фраза Генриха, сказанная им по поводу своего обращения» — «Париж стоит мессы», — в мире, по–прежнему глубоко религиозном, означала свершившееся признание новой тенденции. Если правитель хочет взойти на трон, ему не остается ничего другого, кроме как поставить требования государства выше личных религиозных или иных интересов.

Аналогичная трансформация произошла в Англии, которой после смерти Генриха VIII пришлось пережить неспокойное время под властью его столь несхожих отпрысков. Сын Эдуард был рьяным протестантом, а дочь Мария — не менее ревностной католичкой. Их правления были недолговременными, последнее слово осталось за Елизаветой, права которой на престол были по меньшей мере спорными, но которая сумела взять верх, руководствуясь своим пониманием потребностей английского государства. Безжалостная и решительная, Елизавета прежде всего была человеком прагматичным, готовым подчинить себя насущным нуждам нации.

Если во Франции и Англии государство одновременно обретало территориальную целостность и абстрактную бесте- лесность, то в третьей главной европейской державе, Габсбургской империи, дела обстояли точно наоборот. Родившийся в 1500 году Карл V унаследовал Нидерланды после смерти отца в 1515 году, затем трон Кастилии и Арагона в 1516 году, а в 1519 году, после смерти деда, сделался эрцгерцогом Австрии и избранным главой Священной Римской империи. Он правил до 1556 года, когда добровольно отрекся от власти, иумер в 1558 году.

Карла и его сына Филиппа это колоссальное наследство, которое в прежние времена сочли бы даром небес, едва не погубило. При возникшей для властителей необходимости уметь в критическом случае защитить свои территории, управиться с пространством такого географического разброса было практически невозможно. Карл, который рос в Нидерландах, заслужил привязанность подданных в качестве правителя этих полу автономных областей, однако в Испании его постоянное отсутствие (и положение чужеземца) создавало серьезную проблему. Но с главными трудностями Карл, неодобрительно смотревший на лютеранство, столкнулся в немецких землях. В результате тридцатилетнего противоборства с номинально подчиненными ему государствами он в конце концов был вынужден пойти на компромисс. После Аугсбургского мира 1555 года, который позволил каждому члену имперского совета выбирать религию подданных, Карл (продемонстрировав разительный контраст с позднейшим поведением Елизаветы и Генриха Наваррского) отрекся от короны, удрученный собственной неспособностью защитить католическую веру.

Карл разделил королевство между древней Священной Римской империей — прямым властвованием над Австрией и номинальным властвованием над немецкими государствами — и остальной частью, включая Испанию, Неаполь и Нидерланды. Эта остальная часть отошла его сыну Филиппу, вместе со многими проблемами. К 1556 году, когда Филипп принял испанскую корону. Контрреформация была в полном разгаре, а серебро из Перу переполняло казну. Испания внезапно выдвинулась на первые роли в европейских делах в качестве ведущей католической державы и богатейшей страны, обладающей практически неограниченными ресурсами для содержания армии и флота.

В отличие от отца Филипп не пользовался популярностью у жителей Нидерландов: в их глазах он был чужеземцем, которому не следовало вмешиваться в их жизнь и позволить им самостоятельно распоряжаться своими делами. Однако Филипп, в молодости посетивший Нидерланды и познакомившийся с местной знатью, считал эти земли своим законным владением. Как вождю католической Европы, ему виделось необходимым не только выкорчевать протестантизм, но и вернуть католицизм в Англию, которая временно отступилась от древней веры.

Когда в 50–х годах XVI века от центрального правительства Нидерландов посыпались указания о преследовании все более многочисленных сторонников лютеранской и кальвинистской ереси, власти в некоторых провинциях не проявили должного рвения. С 1560 года в защиту веротерпимости начали выступать некоторые из членов самого правительства — органа, в который входили представлявшие провинции аристократы–католики. В 1565 году в Испанию была направлена делегация во главе с графом Эгмонтом, которая должна была вручить королю просьбу о смягчении принятых религиозных законов. Это был поворотный момент истории: Филипп мог либо навязать свою веру разрозненным землям королевства, либо решить, что является наилучшим для государства, которому он служит. Поскольку Филипп мечтал о католической Европе, восстановившей средневековое единство, а не о безопасности и мире для Испании, он отказался пойти на компромисс. Результатом его решения стала Голландская революция — ожесточенный кровавый конфликт, затянувшийся на десятилетия.

За полвека после того как французская армия силой пушек заставила Италию склонить голову голландские инженеры научились возводить оборонительные стены, которые выдерживали обстрел даже самой мощной артиллерии. Однако у Филиппа было достаточно серебра, чтобы продолжать бессмысленное и невероятно затратное предприятие. Когда деньги иссякали, он просто прибегал к займам — три раза умудрившись при этом обанкротить испанскую казну. (В 1576 году из‑за невыплаты жалованья испанская армия устроила настоящий погром в Антверпене, перебив в общей сложности 17 тысяч жителей.) Конфликт не остывал на всем протяжении долгого правления Филиппа и в какой‑то момент втянул в себя Францию и Англию. В последнем случае у Филиппа созрел грандиозный план, как одолеть обоих протестантских врагов: огромный военный флот, «Непобедимая армада», должен был разбить флот Елизаветы, за что благодарный католический народ Англии помог бы Филиппу расправиться с голландцами. План не привел ни к чему хорошему, и после десятилетий боевых действий Испания была вынуждена уступить Нидерландам: ее солдаты воевали вдали от дома и в отсутствие союзников, а богатство подпитывалось не собственным благосостоянием, а ввозом перуанского серебра — у Филиппа просто кончились деньги.

Голландская революция показала слабость разрозненного габсбургского королевства, управляемого монархом, который поставил собственные религиозные убеждения над интересами государства. Эта слабость вновь дала о себе знать во время разразившейся Тридцатилетней войны (1618–1648), определившей будущие очертания политической карты континента и окончательно утвердившей разделение на множество суверенных государств. Когда нападения на протестантские храмы Богемии, а также восшествие на богемский престол в 1617 году католического эрцгерцога Фердинанда заставили местных лютеран поднять восстание против будущего императора (Фердинанд стал им через два года), по обе стороны противостояния выстроились все католики и протестанты Центральной Европы. За первыми победами габсубргской армии последовала вакханалия возмездия, в ходе которой Богемия была насильственно приведена к религиозному единообразию, а протестантскую северную Германию опустошали банды католических солдат и наемников, в том числе не так давно оставшимися без дела испанскими отрядами из Нидерландов. В 1625 году датский король Христиан VI вступил в войну на стороне протестантов, заручившись финансовой поддержкой Франции, голландской Республики Соединенных провинций и Англии. И снова люди с оружием прошли по всей Центральной Европе, на сей раз включая нидерландские провинции и Прибалтику. После того как датчане вынужденно отступили в 1629 году, на помощь лютеранам пришел шведский король Густав П Адольф. Шведские войска пересекли Гер- манию, а когда они приблизились к Вене, императору поневоле пришлось начать переговоры о мире. Решив воспользоваться паузой, кардинал Ришелье (фактический правитель Франции при Людовике XIII) ввел войска в Эльзас и Рейнскую область. Пока тянулись долгие переговоры о мире, отряды французов и шведов (соответственно католиков и протестантов) разоряли католические земли Баварии.