Пушка Ньютона - Грегори Киз

– Густав? – обратился Фацио за подсказкой к своему помощнику.

– На расстоянии в десять лье, – ответил фон Трехт. – Хотя я бы рекомендовал пятнадцать – это безопасней.

– Такой большой радиус поражения? – удивился Людовик. – А что мы отсюда увидим?

– Сир, мы побеспокоились на этот счет и принесли вам наш подарок, – сказал, чуть приободрившись, Фацио.

– Что за подарок?

– Зеркало. Его изобрел фон Трехт. Должен признаться – гениальная вещь, – с этими словами Фацио развернул сверток, который они принесли с собой. На всеобщее обозрение предстало зеркало. Людовик улыбнулся. Хотя он и смотрелся в зеркало каждое утро тем не менее обрадовался новой возможности полюбоваться на себя – молодого, с гладким лицом, темными локонами и черными усами, на свое стройное, полное энергии тело облаченное в жилет с алой оторочкой, а поверх – шитый золотом и сапфирами камзол.

– Если вы позволите, сир, я продемонстрирую его действие, – сказал фон Трехт.

На отражающемся в зеркале небе появился силуэт города: гордо вздымающиеся ввысь шпили, невероятно огромные купола…

– Лондон! – выдохнул Людовик. – Это Лондон! Вы сделали для меня подзорную трубу, точно такую, о которой мне в детстве рассказывала моя нянюшка. – На заднем плане зеркального изображения виднелись деревья, их верхушки гнул и трепал ветер, и листья трепетали, как крылья бабочек. Казалось, что зеркало открывает окно в сказку. – Покажите мне еще что-нибудь, – попросил Людовик.

– К сожалению, это не волшебное зеркало, в котором можно увидеть все, что пожелаешь. Оно показывает только то место, которое отражает его двойник. В некотором смысле зеркало – прибор, работающий по принципу эфирографа.

– Из чего следует, что в двойнике этого зеркала кто-то видит мое отражение?

– Да, сир. Если хотите, и вы можете их увидеть. Они стоят и смотрят на вас. Если не хотите, набросьте на зеркало покрывало. Люди по ту сторону зеркала не должны вызывать у вас беспокойства. Это наши союзники якобиты, они вставили зеркало на место стекла в окно заброшенной башни. Поэтому его можно обнаружить только в том случае, если подняться высоко над землей. Когда наши друзья в целях безопасности покинут Лондон, зеркало останется, так что вы сможете собственными глазами наблюдать за происходящим. – Фацио откашлялся и продолжал: – Единственное, чего бы я пожелал, так это того, чтобы изображение было отчетливее.

– Что вы такое говорите! Если изображение будет отчетливее, чем сейчас, я буду чувствовать себя в самом центре событий! Изображение, которое я вижу перед собой, и так предельно четкое! Господа, ваши научные успехи и деяния дают мне повод считать, что вы оба ушли далеко вперед по пути спасения своих душ.

Фацио восторженно закивал головой.

– Да, да, сир, вы совершенно правы, это с моими глазами что-то не в порядке, пелена какая-то, – пробормотал он и поклонился.

После того как Фацио и Густав ушли, Людовик еще долго разглядывал в зеркале великий имперский город и впервые почувствовал сожаление: этот город его волей обречен на разрушение. Но в следующее же мгновение сожаление стерлось воспоминанием о том, что английские ружья и пушки убивают французов во всех странах мира, какие только пришли ему сейчас на ум. И красные мундиры топчут своими сапогами виноградники в самом сердце Франции. Англичане бросили вызов Солнцу, они сами накликали беду на свои головы. Пусть даже в глубине души Людовика шевельнулось некое подобие жалости, это робкое чувство не способно поколебать волю Солнца. Солнце подвластно лишь всеобъемлющему и непреложному Высшему закону бытия.

Когда Галлей ушел, Маклорен, вне себя от злости и отчаяния, отправился домой, оставив Бену задание: приходящим членам клуба передать, что сегодня все должны собраться в «Греции».

Бен сидел на улице, на мраморных ступенях, и ждал. Он пробовал читать, но мысли беспрестанно возвращались к Василисе, и его вновь и вновь захлестывала буря противоречивых чувств. Что же он ей скажет, когда она появится?

Сердце екнуло: Бен заметил, что кто-то свернул во двор. Отлегло – это оказался всего лишь Джеймс Стадлинг.

– Здравствуй, Бенджамин, – приветствовал его Стирлинг, снимая шляпу и рукой зачесывая назад еще влажные волосы. – Что это ты такой грустный?

– Господин Маклорен просил нас всех собраться сегодня в «Греции» в четыре часа.

Стирлинг нахмурился:

– Судя по твоему лицу, стряслось нечто из ряда вон выходящее. Что произошло?

– Приходил господин Галлей, – спокойно ответил Бен, – он хочет, чтобы модель Солнечной системы перенесли в новую обсерваторию.

– Модель… – Стирлинг еще больше нахмурился. – Мне даже и в голову не приходило, что такое когда-нибудь может случиться.

– Господин Маклорен и господин Гиз так расстроились, что даже не стали обсуждать это между собой, – продолжал Бен. – А что, господин Галлей действительно может отнять у нас модель?

– Думаю, эту затею не он придумал, – пробормотал Стирлинг. – Это идет из королевского дворца, возможно, от самого короля. – Он прищурился, что-то обдумывая. – У них есть на это право, – сделал он вывод. – Модель создана на деньги короля и по закону принадлежит короне.

– Но ведь модель делали не деньги, а вы, своим умом и руками!

Стирлинг отрицательно покачал головой.

– Ты преувеличиваешь, – остановил он благородное возмущение Бена. – Очень многие внесли свой вклад в создание модели. И господин Маклорен, и госпожа Карева, и моя доля в этом присутствует, не говоря уже о Ньютоне. Ему принадлежат идея и разработка основ модели.

– Васили… госпожа Карева ничего не говорила мне о том, что тоже работала над этой моделью.

– Мы все над ней работали, поэтому-то она и нужна Философскому обществу. Уверен, нас продолжают преследовать за нашу строптивость. Сама модель им ни к чему, они только и будут делать, что показывать ее, как невиданного зверя, всяким важным особам. Черт подери, я представляю, как расстроился Маклорен. – Стирлинг помолчал. – А Ньютону сообщили? Он единственный, кто может как-то повлиять на ситуацию.

– О, господи, – воскликнул Бен, – он же попросил меня прийти к нему сегодня.

Стирлинг удивленно вздернул брови:

– Правда? А кто послал тебе приглашение?

Пока Бен, особенно не вдаваясь в детали, описывал свой визит к Ньютону, Стирлинг глубокомысленно кивал головой.

– Вряд ли, конечно, у тебя получится, – сказал он, когда Бен умолк. – Но ты все же постарайся рассказать ему о том, что у нас хотят отнять модель Солнечной системы.

– Я постараюсь, господин Стирлинг. А скажите, почему сэр Исаак и доктор Галлей поссорились? Я думал, что они друзья.

– Не думаю, что они когда-либо были друзьями. На протяжении всей жизни они успешно пользовались друг другом, но такие отношения вряд ли называются дружбой. Сэру Исааку удавалось извлекать немалую выгоду из этой связи. Например, Галлей издал первый вариант «Начал». Многие, возможно справедливо, считают, что без Галлея имя Ньютона так и осталось бы никому неизвестным, потому что в молодости Ньютон вел жизнь настоящего отшельника и не публиковал своих работ. И, несмотря на все это, похоже, что сэр Исаак не помнит благодеяний доктора Галлея. В свое время Ньютону достаточно было замолвить слово, и доктор Галлей получил бы место в Тринит-колледже. Но Ньютон так и не дал ему рекомендацию. И все же до раскола Королевского общества доктор Галлей всегда оставался в лагере Ньютона.