Польские земли под властью Петербурга. От Венского конгресса до Первой мировой - Мальте Рольф

Несмотря на то что, вводя или поддерживая все эти ограничения, генерал-губернатор препятствовал модернизации Варшавы, нельзя говорить о полном игнорировании им нужд развития города. Об этом свидетельствуют отчеты, которые генерал-губернатор ежегодно отправлял в Петербург, докладывая о состоянии вверенной ему административной единицы472. Они показывают, как сильно влияло на взгляды генерал-губернатора всеобщее направление мышления, центральной категорией которого являлось развитие. Главной темой отчетов было – наряду с поддержанием спокойствия и порядка в крае – его растущее процветание. В ведомственной корреспонденции экономическое и культурное развитие Царства Польского и его административного центра служило важным аргументом в спорах о расширении компетенций или в конфликтах по поводу статуса в бюрократической иерархии. Местные генерал-губернаторы регулярно с гордостью указывали на то, что «их» Варшава является третьим по величине мегаполисом империи и экономически процветает. Таким образом, они поддерживали тот нарратив развития, в котором «устойчивое российское господство» с 1864 года служило лейтмотивом, а успех этого господства подтверждался в том числе – и прежде всего – расцветом городов в Привислинском крае.

При той полноте власти, какой обладал генерал-губернатор, индивидуальные предпочтения отдельных лиц, занимавших эту должность, не могли не оказывать большого влияния на городское развитие. Поэтому неудивительно, что у таких непохожих друг на друга генерал-губернаторов, как Петр Альбединский, Иосиф Гурко, Александр Имеретинский или Георгий Скалон, были разные политические стили и подходы к решению одних и тех же вопросов. Их отношение к введению городского самоуправления может служить удачным примером, позволяющим более точно очертить эти различия. Если Альбединский инициировал учреждение в Царстве Польском выборных городских советов, то Гурко был решительным противником данного проекта473. Но одновременно нельзя не заметить, что в остальном их политические решения, касавшиеся хода модернизации Варшавы, принципиально не различались. В отличие от образовательной, языковой или религиозной политики вступление в должность нового генерал-губернатора не означало заметного перелома в этой сфере. Нацеленность на развитие города была общей чертой всех лиц, занимавших высшую административную должность в Царстве Польском. Не забудем, что именно в «темные годы» правления Гурко Варшава обрела свою образцовую канализационную систему.

Однако в восприятии генерал-губернаторов главный город Царства Польского всегда был частью чего-то большего – единого комплекса империи. В этом отношении такой генерал-губернатор, как Иосиф Гурко, существенно не отличался от своих преемников – Александра Имеретинского или Георгия Скалона. Этот имперский горизонт четко прослеживается по тому, что именно предпринимали генерал-губернаторы в связи с неоднократно грозившими городу эпидемиями холеры. В отличие от обер-полицмейстера, который в первую очередь старался предотвратить или сдержать распространение болезни по всему городу, генерал-губернаторы, как свидетельствуют документы из их канцелярии, мыслили в общероссийском масштабе и подчеркивали способность эпидемии распространяться на смежные регионы и государства474. Прослеживая движение возбудителей холеры от Астрахани или Царицына до Варшавы, верховные царские чиновники в Царстве Польском не только показывали, что усвоили медицинские познания о причине этого заболевания и борьбе с ним. Они также демонстрировали, что сама должность заставляет их рассматривать варшавские проблемы как часть имперского целого. Именно значение тех или иных событий и явлений в контексте этого целого – в большей мере, нежели конкретный ход дел на местах, – было определяющим фактором для действий генерал-губернаторов. Об этом свидетельствуют составленные ими отчеты, где подчеркивается актуальность таких проектов, как железная дорога или постройка моста, для всей России: не Царство Польское или Варшава находятся в центре внимания, а их развитие в контексте усиления империи и роста ее престижа. Поэтому мы видим и значительную разницу между позициями варшавского президента, ориентировавшегося на местное общество, и генерал-губернатора как представителя имперской бюрократии. Этой разницей объясняются многие из различий в подходах того и другого к модернизации Варшавы.

Такая акцентировка общеимперской актуальности различных проектов была тем более характерна для тех инстанций в Петербурге, которые принимали решения о крупных инвестициях. Комитет по делам Царства Польского и столичные министерства, прежде всего внутренних дел и финансов, ведали всеми принципиальными вопросами, касающимися края, в том числе и модернизацией Варшавы. К этим инстанциям Варшавский магистрат должен был обращаться, в частности, по поводу кредитования крупных строительных проектов. Таким образом, Министерство внутренних дел и Министерство финансов располагали рычагами управления, с помощью которых существенно влияли на ход событий в мегаполисе на Висле. Например, большой кредит в размере 33 млн рублей, предоставленный Варшавскому магистрату в 1903 году, вызвал кратковременный строительный бум и «перегрел» инвестиционный климат в городе, на фоне чего резкий спад, вызванный сокращением промышленного производства после начала Русско-японской войны в 1904 году, выглядел особенно глубоким475.

Итак, петербургская бюрократия была значимым актором и на локальной арене Варшавы. Но и здесь не складывается однозначной картины: в административной деятельности столичных чиновников и министров были представлены все варианты в спектре от жесткого блокирования изменений до активного их инициирования. Если говорить о варшавских делах, то «список грехов» у Петербурга был длинный: хроническое недофинансирование городского бюджета; зависимое положение, в котором удерживался магистрат за счет запрета любых форм муниципального самоуправления; пресловутое кольцо укреплений, мешавшее расширению города, – вот лишь некоторые, наиболее убедительные примеры негативного влияния принципиальных политических решений, принимаемых в имперском центре, на развитие Варшавы. Дополнительные неблагоприятные эффекты возникали, когда, например, высокие затраты на постой крупных соединений войск в Варшаве частично перекладывались на городской бюджет. Запрет петербургского Военного министерства на строительство новых железнодорожных линий в западном направлении приносил ущерб столице Царства Польского как промышленному центру и значительно ограничивал почтовое и пассажирское сообщение между Варшавой и Берлином476.

Кроме того, Министерство внутренних дел и премьер-министр непосредственно вмешивались в споры между группами, представлявшими интересы разных жителей мегаполиса на Висле. В особенности для варшавской русской общины Петербург выглядел не нейтральным арбитром, а решительным заступником «русского дела», которое, как считали русские варшавяне, они отстаивали. В лице Петра Столыпина они нашли союзника, который был готов использовать свое влияние ради интересов этой небольшой части населения Варшавы. Переписка между варшавским генерал-губернатором и премьер-министром свидетельствует о том, что Столыпин активно вмешивался в повседневную жизнь и отношения варшавян и притом однозначно выступал на стороне «русских». Польским населением города это воспринималось и критиковалось как интриганство, пристрастность и неуместное вмешательство извне477.