Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть первая - Денис Махалов

же, прямо за головой должна быть загнутая бронепластина, на ней и подголовник. Он точно это помнил – год назад, в декабре сорок второго, когда он сбил на своём Р-5 «Мессера», и тот плюхнулся на лёд Ладожского озера, Андрей имел возможность внимательно осмотреть его кабину. Там бронезаголовник точно был, и крепился он на открывающейся части фонаря. И здесь он тоже должен быть, да вот же, и крепления для него на переплёте фонаря имеются. Хм… наверное, техники сняли за какой-то надобностью73, да и фиг с ним, нам главное – до своего аэродрома долететь. Подумав так, Андрей выбросил из головы весь мусор, сосредоточившись на полёте.

Когда набрал высоту, и немного убрал обороты мотора, переведя его из взлётного режима на максимальный, ухо уловило едва слышимый посторонний дребезг, явно не относившийся к работе мотора, и доносившийся откуда-то сзади. Обернулся: сзади за креслом была скошенная поверхность, начинавшаяся на уровне его лопаток, и уходящая вверх, к верхней точке гаргрота74. Посередине этой наклонной поверхности был небольшой люк. Люк был слегка приоткрыт, и мелко дребезжал, чутко ловя вибрацию работающего на максимуме двигателя. Андрей похолодел от внезапно пришедшей ему в голову мысли. Люк-то приоткрыт не просто так, а явно для того, чтобы получить доступ в закабинный отсек, где у мессершмитта (как и у любого другого истребителя) было размещено различное оборудование, чтобы провести в нём какие-то регламентные работы. 75 А что если там…

Агния, до сих пор никак не реагировавшая на его мысли про разгонные характеристики немецкого истребителя и отсутствие бронезаголовника (а она чутко слышала всё, о чём он думал), на этот раз заметно встрепенулась и вопросительно посмотрела на него расширенными глазами:

– Ты думаешь, там кто-то может быть? – она перевела взгляд на лючок за его спиной, потом снова на него, и решительно кивнула:

– А ведь я что-то чувствую, но понять не могу! Сейчас посмотрю!

– Только осторожно, слышишь?! Если там кто-то есть, он может быть вооружён.

Она ещё раз кивнула, чуть-чуть привстала с его колен, заставив его поморщиться от боли, перегнулась через его левое плечо, и приставив ствол пистолета к самому краю люка, осторожно приоткрыла крышку…

Из глубины приборного отсека на неё в упор уставилась пара совершенно безумных глаз. Через пару секунд она разглядела и самого владельца: в закабинном отсеке, между блоками радиоаппаратуры и кислородными баллонами, сидел, скрючившись в три погибели, техник люфтваффе. Находился он в совершенно невменяемом состоянии, его била крупная дрожь. Из тёмного нутра закабинного отсека заметно тянуло удушливой вонью страха.

Агния сунула ствол в горловину люка:

– Хенде хох!

– Чёрт! – Андрея аж подкинуло, – неужели немец?!

– Он самый, – Агния не мигая, смотрела в глубину отсека, – Вафн хинлэгн!

– Найн, найн, нихт шиссн, ихь бин электрика! – задушливо и гундосо послышалось из отсека.

– Что ты ему сказала?

– Бросай оружие.

– А он чего?

– Нет, говорит, оружия, не стреляйте, я, говорит, электрик.

– Ну, это я и так понял. Вот гад… – Андрей лихорадочно соображал над новой проблемой. С одной стороны пленный немец – ценный язык, спец по электрооборудованию, из него, как из авиационного специалиста, по любому можно много чего вытянуть. Знает он, наверняка, немало.

С другой стороны – он свидетель того погрома, который учинил его ангел-хранитель на немецком аэродроме, а то, что в результате его допроса эти факты всплывут – это 100% (а они всплывут, как пить дать – немчура, что бы свою задницу спасти, выложит всё: что знает, что видел, что слышал, и о чём догадывается, лишь бы от него особист отвязался). Да…. Проблема… От него-то особист может, и отвяжется, а в нас с Агнией клещом вцепится…. Ещё в шпионы запишет. «Где ты так стрелять научилась? Какая разведка тебя завербовала?». За ним не заржавеет.

Память тут же услужливо подсунула воспоминания о событиях почти двухлетней давности, весны 42-го года, когда после тяжелого, изматывающего боя он еле-еле дотянул на израненном «Ишачке» до своего аэродрома. Шасси выпустить он так и не смог – что-то заклинило в лебёдке, пришлось садиться на пузо. Не прошло и двух минут после аварийной посадки, как к нему подскочил замполит. Уж чего только младший лейтенант Чудилин тогда от него не услышал! И то, что он специально угробил боевую технику, чтобы уберечь свою паршивую шкуру, сидя на земле, пока его товарищи, не жалея жизни, сражаются с фашистами, и то, что он трус, который прячется за спины товарищей, и прочее, и прочее…

Минут через пять подтянулся и начальник особого отдела. Этот ругаться и кричать не стал, а глядя на Чудилина белёсыми, рыбьими глазами, спокойно и негромко промолвил: «Ничего, ничего, сейчас техники разберутся с причиной, и если вы, младший лейтенант виноваты, то сегодня же отправим ваше дело в трибунал». Не прошло и получаса, как техники разобрались. Причина поломки лебёдки, конечно же, выяснилась: её действительно заклинил осколок снаряда, сделав выпуск шасси невозможным. Все обвинения с Андрея были тут же сняты, но поганый осадок от того случая в душе остался. И выводы соответствующие он для себя тогда сделал…

Андрей очнулся от нахлынувших воспоминаний.

– Чёрт, может его лучше… того?!

Агния, держа немца на мушке, тут же отреагировала :

– Даже не думай! Привезём его живого.

– Солнце моё, да я понимаю, но он же… – Андрей запнулся, – всё, как было, расскажет. Особисту. Ты же знаешь нашего особиста, Шелестова? Въедливый до мозга костей! Огребём по полной. Ты даже не представляешь себе, как это всё может для нас обернуться! К тому же это – фашист.

– Знаю. Как-нибудь выкрутимся. Убивать его я не буду. Я уже и так их без счёта положила. Хватит.

Андрей сердито засопел, замолчал и сосредоточился на управлении самолётом – боль в бедре, адреналин в крови всё ещё держали организм в напряжении – самолёт летел неровно, его всё время валяло в крыла на крыло, он то и дело то задирал нос вверх, то пытался клюнуть им к земле. И к тому же Андрей никак не мог привыкнуть к норову нового коня. Тем не менее, пытаясь как можно скорее скрыться из виду, он шёл на бреющем, прижимаясь к верхушкам деревьев. Шасси он так до сих пор и не убрал – он просто не знал, как это сделать на немецком истребителе, да и не того ему было.

– Спокойно, спокойно, – прямо перед его лицом опять были добрые, такие родные, карие глаза. – успокойся! – её голос успокаивал, убаюкивал. В нём теперь не