Лаций. В поисках Человека - Ромен Люказо

Она сперва отбросила самую поверхностную деятельность, ту, на которую лишь по случайности выделялись исследовательские гранты, но которая при этом приковывала внимание человека своим воплощением на практике. Плавтина с первого взгляда ощутила, что эта часть работы – лишь ширма. Она просмотрела проекты, открыто помеченные как военные, – удобный отвлекающий манер, за которым ревностно следили определенные люди. Еще одна ширма. Тут явно что-то крылось. Такой бережно хранимый, поддерживаемый беспорядок скрывал последовательные защитные слои. Может, у нее приступ паранойи, и она теперь будет видеть систему даже там, где ее нет? А если эта видимая неразбериха – лишь неизбежный плод свободы, оставленной автоматам, чтобы они могли вести творческие исследования? Плавтина пожала плечами. Она не узнает, ошибалась ли, пока не закончит сортировать информацию.

Она начала разбирать исследовательские программы по темам. Но это ничего не давало – ни намека на видимое намерение, доброе или злое. От усилий у Плавтины разболелась голова. Она решила рискнуть, поменять подход к поискам и делать все наоборот. В конце концов, это работа детектива, а не археолога. Она могла опираться на предполагаемые последствия совершенных здесь открытий: Гекатомбу и Анабазис. Поэтому начала все заново и искала от обратного. Близорукая, но точная экспертиза, проведенная людьми, отвечающими за надзор над происходящим, весьма ей помогла. Она создала базу данных, сегментированную в зависимости от результатов – проверенных или предполагаемых – каждого проекта, и снова, будто муравей, принялась разбирать информацию.

Уже сказывалась усталость, грозя притупить ее логическое мышление. С таким лихорадочным ритмом она долго не продержится. Плавтина сделала передышку, потянулась, заметила на столе для совещаний графин с водой, предназначенный для посетителей-людей, и залпом выпила несколько стаканов, прежде чем снова взяться за дело. Что нужно, чтобы спровоцировать искусственную эпидемию? Эффективная наноаппаратура, наделенная способностью решительно сопротивляться любому воздействию и воспроизводиться с молниеносной скоростью. Точное знание физиологии, вплоть до молекулы, чтобы распознавать всякий след живой ткани в какой бы то ни было форме. Умение использовать и рассредоточивать энергию окружающей среды. Способность преображать всякий доступный материал. Плавтина рассортировала проекты по этим критериям.

И теперь во всем этом стал виден смысл. Программы объединялись в группы. Автоматы, сами того не зная, трудились каждый над своим исследованием, разрабатывая будущую Гекатомбу. Описания к каждому исследованию были придуманы искусно, без всякого сомнения, те, кто посвятил себя работе, твердо в них верили. Наноскопические машины обещали еще более усовершенствовать медицину, строительные материалы, коммуникации. Работа над выявлением клеток Homo sapiens имела своей целью улучшить системы безопасности или создать сенсоры, помогающие спасать жизни. Разработка программ-охотников на ДНК имела в основе невинную попытку воспроизвести и понять поведение животных. На все это вместе уходило восемьдесят процентов выделенных кредитов. Если не считать исследования-ширмы, которые она исключила в самом начале, почти не осталось проектов, которые нельзя было бы так или иначе отнести к одному из аспектов по созданию оружия, уничтожившего Человечество. Ускоренное клонирование для заселения дальних колоний – однако и здесь связь с Гекатомбой показалась ей очевидной. Какие-то мелочи, вроде монадических модуляторов, рожденных в партнерстве с Ио, или анабиотических камер – зрелой технологии… Интересный факт: отдельная подгруппа занималась исключительно изучением выбросов нейтрино.

Плавтина почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота; желудок у нее скрутило от понимания. Или она бредит, или под видимым хаосом кроется безупречное планирование. Она на несколько секунд выплыла на поверхность, в реальный мир, чтобы отдышаться. Она чувствовала, что вся горит, как в лихорадке, и голова у нее кружится. Как такой заговор стал возможным? Кто одобрял эти проекты? Она погрузилась во внутреннюю органиграмму, стала копаться в сложной системе комитетов, регулирующих деятельность и финансирование Схолы. На верхушке иерархии решения принимали люди. Внизу одни автоматы занимались оформлением запросов, другие – их оценкой согласно критериям, которые тщательно контролировала и часто пересматривала еще одна группа автоматов. Всеми ими управляли Узы. Плавтина тщательно осмотрела эту структуру и нашла краеугольный камень – орган, отвечающий за разработку стандартов, а следовательно, и за отбор проектов для утверждения. Плавтина изучила методы их работы – почти полностью автоматизированной и настолько объективной, насколько возможно. Еще одна служба определяла потенциальное влияние программы в краткосрочном, среднем и долгосрочном периоде, ее стоимость, опасность и еще сотню других факторов. Специальная система, защищенная от вторжений и строго охраняемая, взвешивала и оценивала каждое предложение.

Плавтина изучила механизм оценки, отыскала еле заметные лазейки, скрытые в миллионах аналитических строк. Их было мало – всего две или три сотни, они походили на критерии, но могли подвергаться изменениям. Результат такого приспособления для современников был невидим, со стороны отбор работ казался осмысленным и конструктивным, и махинация оставалась незамеченной.

Теперь – еще один вопрос. Кто отвечал за обновление оценочного механизма? Плавтина довольно долго разбирала информационные завалы. Ответственного могли бы звать Никто – настолько скромную должность он имел. Автомат третьего поколения, занимавшийся на полставки исследованиями биоинженерии окружающей среды. В голове всплыло смутное воспоминание. Она искала имена, но нашла только лишенные смысла регистрационные номера, и снова принялась искать.

У скромного автомата был наставник, принадлежащий к менее многочисленному второму поколению. Плавтина нырнула в архивы данных о запуске в эксплуатацию, сопоставила информацию. Но ответ она, разумеется, уже знала. Теперь вспомнила. Теперь она знала имена.

Плавтина. Виний. Ее словно парализовало. Это она манипулировала отбором исследовательских проектов Центра, готовя Гекатомбу. Разве могла она этого не знать? Разве могла она действовать, не будучи осведомленной об этом? Почему она ввела в систему пустые критерии? Этот период ее жизни был долгим машинным процессом, последовательностью почти не осознаваемых действий. Плавтина в растерянности продолжала искать. Может, удастся найти след, какую-то подсказку.

Она тщательно исследовала все, что могла найти о себе самой, о том, что делала в течение долгих лет упорных исследований в биологии и медицине. Когда она занялась этой небольшой, но ключевой частью механизма отбора, испытала легкую гордость от того, что в научном сообществе признали ее потенциал. Она тщательно рассматривала каждую деталь. Все казалось безобидным. Причесанное резюме, серия работ на абстрактные темы, прежде всего – по биологии и экологии. Плавтина выстроила теорию о формах спонтанной организации у наиболее примитивных живых существ. Ничего особо важного и имеющего отношение к Гекатомбе. Однако это навело ее на размышления об организационных вопросах. Могли ли насекомые служить моделью для сверхсложных структур? Как существа, не наделенные ни сознанием, ни языком, выбирали, какие действия им осуществлять? Она тогда предложила – с определенной дерзостью – провести опыт в рамках Схолы, экспериментируя с выбором самых актуальных исследовательских проектов. И Октавию, и Комитету по надзору предложение понравилось. Ее план позволял увеличить на несколько процентов глобальную эффективность. И как она это осуществила? Плавтина просмотрела протоколы экспериментов. Она ввела полые критерии, без содержимого, чтобы провести тесты с целью улучшить систему в целом – а значит, еще лучше послужить Человечеству. Точно как носители новых генов в отдельно взятом населении. Как только тесты были размещены и скрыты, манипуляция становилась детской игрой для любого, кто разбирался в этом сложном хитросплетении.