Если о нас узнают - Софи Гонзалес

У меня настоящий план.

Сначала мама отвезла меня в квартиру Пенни. Я написал ей и обрисовал ситуацию, и она согласилась, так что теперь у меня совершенно новая стрижка, на которую я не могу перестать смотреть. Она короткая, но спереди закрывает лоб. Пенни назвала это современным стилем эмо, и она вполне уверена, что это положит начало новому тренду. Если, конечно, Chorus позволит публике увидеть ее. А может, они попросят меня спрятать волосы, пока они не отрастут.

После стрижки мы с мамой поехали в аэропорт и вдвоем сели на следующий рейс в Лос-Анджелес. Как только мы приземлились, я взял букет цветов с заправки рядом с аэропортом, и теперь они лежат на заднем сиденье машины, которую мама арендовала. Я проигнорировал голос, говоривший мне, будто они ему не понравятся и он сочтет это странным. Даже если и так, я все равно это сделаю.

Так что да.

Рубен знает, что все обсудим, но он не знает когда. Возможно, я совершаю ошибку, но, по крайней мере, это моя ошибка. Конечно, это рискованно, я могу сесть в лужу перед парнем, которого очень люблю, и заставил маму проделать весь этот путь со мной без всякой причины.

Мы подъезжаем к дому Рубена, мама паркуется. Мои инстинкты подсказывают поговорить с ней, убедиться, что все в порядке, что это хороший план. Но я уверен в своей задумке. Хорошо это или плохо, но это моя идея, и я собираюсь довести ее до конца.

– Пожелай мне удачи, – говорю я, хватая букет цветов с заднего сиденья.

Снаружи темно, светят только уличные фонари.

– Тебе она не нужна. Просто откройся ему, это все, что нужно.

Я выхожу на улицу и подхожу к входной двери. Звоню. Ладони сильно вспотели, скользкие от пластиковой упаковки цветов. Дверь распахивается, и я вижу Веронику. Она смотрит на меня сверху вниз, и, возможно, впервые за все время я вижу, как она расплывается в легкой улыбке.

– О, Зак, привет, – говорит она. – Рубен не говорил, что ты придешь, заходи.

Рубен появляется в конце коридора.

– Все в порядке, мам, – говорит он, проскальзывая мимо нее, вставая в дверях.

Черт. Черт, черт, черт.

Он смотрит на цветы, когда Вероника уходит, затем снова на мое лицо.

– Срань господня, твои волосы.

– Тебе нравится?

– Мне нравится.

Мы заходим внутрь, и я протягиваю ему цветы. Он берет их, затем подносит к носу.

– Они милые.

– Они с заправки, – говорю я, затем вздрагиваю. – Я хотел купить тебе что-нибудь получше, но все остальное было закрыто.

Теперь мои ладони реально вспотели.

– Хорошо, – говорит он. – Итак, ты хотел все обсудить?

– Да. Я приехал сказать, что я тебя услышал и буду работать над тем, что ты сказал. Я знаю, что не слишком активный. Но теперь хочу быть другим. Я знаю, чего хочу, и это ты.

– Хорошо, но что это значит?

– Я хочу быть с тобой. Делать все рядом с тобой. И если ты хочешь покончить с этим, то супер, я буду уважать твое решение. Но быть с тобой я хочу больше всего на свете. Хочу, чтобы весь мир увидел. Больше никаких пряток. И да, в идеале хочу остаться в группе. Но если не смогу получить и то и другое, тогда я выбираю тебя.

Он пинает землю.

– Это чертовски хорошая речь.

– Я старался. И послушай, я буду стараться говорить все как есть. Это произойдет не сразу. Приложу много усилий. Но я это сделаю. Не для того, чтобы быть с тобой, а потому, что мне это нужно. Если хочешь быть со мной, то я готов на все.

– А если я этого не сделаю?

Я колеблюсь.

– Чего не сделаешь?

– Не буду с тобой. Тогда что?

Мой голос тверд, когда я отвечаю:

– Я думал об этом, и даже если ты не хочешь быть со мной, я все равно сделаю каминг-аут. И я никогда не стану автором песен, если мне не разрешат писать то, что мне нравится; у меня всегда будет одна рука, связанная за спиной. И все то, что я сказал о Saturday, не относится к нам. Только к Джеффу. Я не горю желанием покидать группу, меня все устраивает, но я хочу уйти от него. Наверное, мы не сможем, не знаю. Но я очень этого хочу.

Он бросает цветы рядом с собой.

– Ух ты. Это первый раз, когда я действительно уверен в тебе.

– Ну, серьезно. Я должен делать это почаще, это здорово. Я типа неудержимый.

Он смеется, наконец-то улыбаясь.

– Звучит как стихи, которые ты бы записал в свой блокнот.

– Ох. Справедливо. Знаешь какие-нибудь слова, которые рифмуются с «неудержимый»?

– Ничего не приходит на ум. – Он делает глубокий вдох, и его плечи расслабляются. – Спасибо тебе. Ты не представляешь, как сильно мне нужно было все это услышать.

– Итак, мы снова вместе?

– Зак, мы не расставались. Мне просто нужно было знать, что ты уверенно шагаешь рядом со мной, а не тащишься, брыкаясь и крича. – Он улыбается и подходит ближе. – Мне кажется или это похоже на фильм, где нарастает музыка и мы целуемся под дождем?

Я оглядываюсь вокруг. Никакой музыки, только слабое стрекотание сверчков в траве. Мне всегда нравился этот звук.

– О, правда? – спрашиваю я. – А мы должны, ну знаешь, сделать это?

Он хватает меня за рубашку, притягивает к себе и целует.

Теперь, когда мы с Рубеном собрались совершить каминг-аут, мы приняли совместное решение рассказать остальным членам группы о наших планах.

Наступило утро после моей громкой тирады, мы в спальне Рубена с включенным Zoom. Джон уже ждет, но Энджел еще не присоединился, хотя видел ссылку в групповом чате.

– Ты уверен в этом? – спрашивает он.

– Полностью. А ты?

Он кивает.

Энджел выходит на связь, а затем Рубен начинает звонок.

– О, привет, красивая прическа, – говорит Энджел.

– Спасибо.

– Что случилось? Конечно, это собрание не просто для того, чтобы показать нам стрижку.

Я прочищаю горло.

– Э, нет, эм, у нас есть новости. Мы решили, что хотим сделать каминг-аут, даже если Chorus нам этого не позволит.

– О черт.

– Да, – говорит Рубен. – Стало ясно, что они не позволят нам сделать это на их условиях, поэтому мы создаем свои собственные.

– Правильно, – говорит Джон.

– Но мы хотели сначала посоветоваться с вами, – говорю я. – Потому что это повлияет на всех вас.

– Я за, – говорит Энджел. – Разнеси их.

– Джон?

Джон морщит лоб.

– Я думаю, что это отличная идея. Вы должны быть самими собой. Стремно, что они попросили тебя держать свою ориентацию в секрете.