Скучаю по тебе - Кейт Эберлен

– Джо и ее престарелый профессор в «Маленьких женщинах»!

– Ты хотела быть как Эми…

– Потому что она – хорошенькая. И она заполучила Лори.

Кто бы сомневался!

– Тесс, ты должна вернуться и послушать, как Хоуп поет, – сказала Долл. – И я пойду с тобой, но мне нужно быть дома, когда прилетит Дейв, – надо же показать ему первый снимок малыша. Так ведь, кажется, положено?

Мы пошли к выходу. И только я взялась за ручку двери, как она открылась и на пороге возник Дейв. Прямо передо мной. На нем был хороший серый костюм, и волосы он теперь стриг не так коротко. У него был южный загар – богачи загорают круглый год. Но улыбка… улыбка осталась прежней. Разве что зубы стали немного белее.

– Как дела, Тесс? Нормально? – спросил он.

– Нормально, – ответила я.

– Ну и здорово!

Я сделала шаг назад, чтобы его впустить внутрь. Он поставил чемодан, и мы неловко поцеловали друг друга в щеку.

– Как пишется? – спросил он.

– Пишется?

– Ну, в прошлый раз ты говорила, что пойдешь на курсы начинающих писателей.

Я не ожидала, что он помнил.

– Пошла, – сказала я. – Но потом бросила.

Мы рассмеялись, и напряжение между нами прошло.

Пока я была с Лео, все мои мысли были заняты нашими отношениями. К тому же теперь мне было что скрывать и чего бояться. Если бы я что-то дала ему почитать из написанного, он бы это раскритиковал и я была бы просто растоптана. А в группу я перестала ходить потому, что другие девушки явно бы заподозрили, что между мной и Лео что-то есть. Это бы чувствовалось. Иногда мне было интересно, вспоминают ли они обо мне, но я не решалась спросить, чтобы Лео не подумал, что я сентиментальная дурочка.

– Я теперь работаю в отделе кадров. В «Уэйтроуз», – сказала я.

– Хорошая компания, – одобрил Дейв.

Все так говорили. Кроме Лео. Он не понимал, как я могла пойти работать в супермаркет. Хотя теперь я работала уже не в магазине, а в офисе. Лео вращался в университетских кругах, ему было не понять, как сложно во время мирового кризиса найти хорошую работу. А иногда и вообще хоть какую-нибудь работу. Недавно мы вывесили вакансию мерчендайзера – человека, который будет правильно выкладывать товар на полках. Так вот, к нам поступило семьдесят резюме. А уж как их «собеседовали», боже! Можно было подумать, что мы нанимаем какого-нибудь вице-президента по развитию. Им надо было построить башню из спагетти и зефирок, описать, с каким продуктом питания они себя ассоциируют.

– Я начальник отдела, – сказала я.

– Еще немного, и ты будешь управлять магазином, – сказала Долл.

Я уже и забыла, как это приятно, когда люди считают тебя умной. Они оба улыбались мне.

– Слушайте, мне пора. Надо успеть послушать, как Хоуп будет петь.

– Передай от меня привет, – сказал Дейв.

– Обязательно. Она обрадуется.

– Пригласи нас, когда она будет петь в следующий раз, – попросила Долл.

– Но это же просто караоке.

– А мы хотели бы посмотреть. Правда, Дейв?

– Точно, – согласился он и прошел в дом, оставив нас наедине, словно почувствовал, что это «мы» меня начало раздражать.

Долл еще раз крепко обняла меня на прощание.

– Удачи, – пожелала она. – Я позвоню тебе завтра, ладно? Узнаю, как все прошло.

– Да, завтра созвонимся, – сказала я, словно и не было между нами этих прошедших лет.

Я вошла в паб как раз в тот момент, когда папа выводил Хоуп на сцену.

– Послушайте, – сказал отец, постучав по микрофону. – У этой девочки есть голос. Ее зовут Хоуп Костелло, и вы – ее первая публика!

Хоуп осталась на сцене одна. Энн дала ей для выступления черное классическое платье, которое Хоуп решила сочетать с коричневой спортивной кофтой на молнии с капюшоном и с кроссовками. Она держала микрофон и смотрела прямо перед собой. Так получилось, что ее взгляд был направлен в мою сторону, но вряд ли она меня видела – она явно нервничала.

Началось вступление к песне «Без ума». Хоуп пропустила первую строку. Зал сочувственно разволновался. Я сжала кулаки, сердце билось часто, и я мысленно уговаривала ее: «Ну же, Хоуп! Давай! Ты можешь!»

Она закрыла глаза, словно отгородившись от публики, и запела со второй строки, идеально попав в нужную ноту.

Если не видеть Хоуп, можно было представить, что песню поет сама Пэтси Клайн. Настолько ее голос был идеальным. Наверняка это Мартин выбрал ей песню, зная, что в жанре кантри ее тембр будет отлично звучать даже с дешевой фонограммой караоке.

Когда Хоуп допела песню, воцарилась полная тишина. И потом зал вдруг взорвался овациями.

Через месяц Хоуп сказала мне, что хочет переехать жить к Мартину – в его квартиру над музыкальной лавкой. Конечно, ни одному из них не пришла в голову мысль спросить, что я об этом думаю. Хоуп ведь никогда не было грустно, одиноко, она никогда не казалась потерянной.

Я не знала, как поговорить с Хоуп о том, насколько далеко зашли их отношения. Они оба, казалось, совершенно не имели желания вступать в физический контакт с другими людьми. Но кто знает, что там творилось между ними за закрытыми дверями? Хоуп никогда не нравились «обнимашки». Если ее обнимали, она просто напрягалась и пассивно стояла в ожидании, когда это закончится. Я много раз пыталась завести с ней разговор о сексе и контрацепции, но она всякий раз обрывала меня со словами, что они все это уже проходили на уроках в школе.

Я долго откладывала разговор о том, что ей тоже нужно пройти генетический тест, не зная, как выбрать момент. Говорить с Хоуп о гипотетических возможностях было бессмысленно, она все воспринимала буквально. Я думала, что, может быть, поговорю с ней, когда сама сделаю операцию. Но теперь я решила, что меня снова могут обвинить, что я чего-то вовремя для нее не сделала. Поэтому я выбрала день и отвела ее к тому врачу, молодой женщине, у которой наблюдалась сама. Я завела ее в кабинет и осталась ждать за дверью. К моему облегчению, из кабинета Хоуп вышла с рецептом на контрацептивы.

– Три, ты тоже принимаешь эти таблетки?

– Да.

– Обязательно надо принимать эти таблетки, если ты не готова растить малыша.

– Да.

Вот и все. Поговорили по душам. Больше у нас бесед на эту тему не было.

Что мне нравится в Мартине, так это его отношение к Хоуп – он не считает, что она чем-то отличается от остальных людей. Как подметила Долл, наверняка и у него самого подобный синдром. Впрочем, может, у нас у всех этот синдром, только в разной степени.

Естественно, никто не задумывался об оплате аренды нашего дома. Отец вообще не считал нужным ее оплачивать, если там оставалась жить только я, поскольку я была уже взрослая и сама зарабатывала на жизнь. С чего бы это ему помогать? Пора было мне обдумать свои дальнейшие планы на жизнь. Я протянула сколько могла на всякий случай. Хоуп сильно зависела от своих привычек, я боялась, что она не сможет адаптироваться в новом доме. Но когда мы с ней встречались поболтать и посидеть в кафе, она мне неизменно сообщала, что живет хорошо и жить в этой квартире удобнее – близко к работе.