Неравный брак - Анна Берсенева

Но, кажется, тот устал так, что было не до возражений.

– Сейчас! – ответил он, высовываясь из окошка. – Еще разок повернем, и тормозну.

– Тебя теперь другой дядя возьмет. – Гринев на всякий случай погрозил пальцем Хеди, которая всю дорогу не слезала с его колен, обхватив за шею так, что у него уже мышцы ныли. – А я рулить пойду. Чтоб сидела так же тихо, поняла?

Трудно сказать, что она поняла из его слов; мать, впрочем, говорила по-русски очень хорошо, как и большинство чеченцев. Во всяком случае, Хеди немедленно заплакала, и Юра испугался, что она сейчас начнет еще и вырываться.

– Все-все, – быстро проговорил он. – Не пойдешь к другому дяде, со мной пойдешь!

«Надо было сразу в кабину ее посадить», – мелькнуло в голове.

И тут же он почувствовал, как на повороте машина крутнулась, взревела, дернулась – и вдруг медленно поползла задом вниз.

Гринев знал, что Борис сейчас же затормозит, и почувствовал, что так он и делает. Но движение не прекращалось, не прекращалось, только замедлялось немного, замедлилось – и прекратилось в ту секунду, когда задние колеса уже наполовину повисли над пропастью.

Гринев замер, боясь пошевелиться. Мотор затих. В неподвижном, влажном после дождя воздухе слышно было только тихое поскрипывание, с которым покачивался над пропастью грузовик.

– Юра, – услышал он в этой звенящей тишине, – вы там в порядке?

– Да, – ответил Гринев.

Ему показалось, что машина качнулась сильнее даже от того, что заколебался потревоженный его голосом воздух.

– Видишь дерево впереди? – негромко спросил Борис.

Дерево, о котором он говорил, росло на противоположном краю дороги, у самой скалы, и Гринев его видел.

– Вижу, – ответил он. – И что?

– Спрыгни через борт, зацепи трос. Катушкой вытянемся.

Катушка с намотанным на нее стальным тросом была закреплена у грузовика впереди. Заработай мотор – и зацепленный за что-нибудь трос намотался бы на катушку; таким образом машина вытащила бы себя сама. Если минутой раньше не сорвалась бы в пропасть…

Раненые лежали не шевелясь. Даже заросший рыжей щетиной Руслан, всю дорогу стонавший от боли в развороченном миной бедре, перестал метаться и биться плечом о борт.

Десять пар глаз направлены были на доктора, куда-то потащившего их по этой белой смертельной дороге.

– Сам спрыгни, – сказал Гринев. – Тебе ближе.

– Вы вниз перетянете, если я спрыгну, – ответил Борис. – Не понимаешь, что ли?

Это-то Юра понимал… Но что он мог сделать? Кто поручится, что, как только он выпрыгнет, чтобы закрепить трос, машина не полетит вниз, оставив его на дороге, а всех остальных увлекая с собою?..

– Придется тебе, – повторил он. – Слышишь, Боря? Не волнуйся, не перетянем. Я сейчас всех к кабине подтащу для равновесия.

Легко сказать: подтащу! А как это сделать, когда каждое движение может стать последним?

– Давай командуй, доктор, – прохрипел Руслан. – Мы сами…

Это, пожалуй, было самое разумное решение. Стоя на месте, стараясь не раскачивать грузовик, Юра по очереди помогал раненым переползать к переднему борту. Те тоже старались двигаться медленно, осторожно.

Он хотел пока посадить Хеди на крышу кабины, но сделать это оказалось невозможно. Так она и висела на нем, как обезьянка, обхватив его руками и ногами, пока он подтаскивал стонущих людей поближе к кабине, с минуты на минуту ожидая, что от всего этого шевеления нарушится шаткое равновесие.

– Все, готов, давай! – крикнул он наконец.

– С Богом! – произнес Борис и, открыв дверцу, осторожно вылез из кабины.

Машина качнулась, но не сдвинулась с места. Только теперь Гринев заметил, что передние колеса круто вывернуты перпендикулярно задним.

«Сообразил же Борька! – подумал он с восхищением. – Чудом за камни удержались».

Он смотрел, как Борис в два прыжка оказывается у дерева, наматывает трос, пробует, крепко ли, бежит обратно… Взревел мотор; грузовик медленно потянулся вверх.

– Вылезли… – Ничего нельзя было расслышать сквозь исступленный гул мотора, но Борькин голос Юра все-таки расслышал – или почувствовал? – Вылезли, Юра, а?! Теперь две бутылки сразу с тебя!

Сизыми грудами темнели внизу камни, туман клубился как дым. Гринев смотрел вниз уже без страха – с каким-то спасительным равнодушием. Вдруг он встрепенулся, словно что-то ударило его изнутри. Мысль была простая и в простоте своей пугающая.

«А ведь это из-за меня! – подумал Юра, неотрывно глядя на сизые груды внизу. – Это ведь я думал, что могу же отсюда и не вернуться… Додумался, идиот!»

Может, это было всего лишь нервным отзвуком только что миновавшей опасности, но в ту минуту Гринев был уверен: готовностью к смерти, с которой он ехал сюда, он едва не угробил всех этих людей, за жизнь которых сам взял на себя ответственность…

«О Полинке, что ли, подумать? – мелькнуло в голове. – Велела же… Да-а, как она с этой картинкой!»

Он улыбнулся, повертел головой, попросил:

– Хеди, дите ты настырное, отпусти же ты меня хоть на минутку! Замуж выйдешь – мужа будешь так держать!

Огонек лампы мерцал, двоился у Юры в глазах. Воняло керосином, и запах тоже действовал снотворно. Все на него действовало снотворно после двух суток непрерывных операций.

Теперь Гринев уже смутно помнил, как добрались наконец до поселка с более-менее приличной больницей, как подъехали на «уазике» остальные ребята. Голос у него, как и у Бориса, был сорван до хрипа: когда выбрались на запруженное людьми и машинами шоссе, орали на водителей, чтобы пропустили грузовик Красного Креста. Как из-под земли выросли бородатые чеченцы с автоматами, заглянули в кабину, в кузов, о чем-то переговорили с ранеными, тоже стали орать, стрелять поверх машин и голов, расчищая дорогу спасателям.

Хеди удалось отцепить от себя только в больнице, да и то силой. Она завопила как резаная, как только Саша Розенфельд подступился к ней, чтобы посмотреть ногу. Но Саша обходился с детьми более умело, чем Юра, и через пять минут его уговоров девочка затихла, только тоненько ныла, пока он разматывал бинты.

Потом Гринев чуть не подрался с местным главврачом-чеченцем, который начал его уговаривать не возиться с Русланом, потому что «с такими ранами все равно не живут», а сию секунду ехать куда-то в аул, лечить большого тейпового авторитета. Хорошо, что Борька быстренько привел очередного старейшину и конфликт удалось замять.

В общем, к той минуте, когда Юра дотащился до указанного Борисом дома, он помнил только одно: пока не привезли еще раненых, надо поспать хоть часа три до рассвета.

Он лежал на стоящей в алькове скрипучей кровати и сквозь щель между задернутыми перед ним занавесками видел тусклый огонек керосиновой лампы, три колеблющиеся тени на стене. Беззвучно мелькнула еще одна, женская, тень, тут же исчезла.