Имам Шамиль - Шапи Казиев

Вместе с жителями аула на Гунибе было около 400 защитников с четырьмя пушками. Но Шамиль, считая свою природную крепость совершенно неприступной, надеялся продержаться здесь до зимы, пока войска наместника не вернутся на зимние квартиры или не произойдет еще что-нибудь, что поможет Шамилю выстоять.

9 августа последнее убежище Шамиля было блокировано войсками барона Врангеля.

Когда прибыл сам Барятинский, немногочисленный гарнизон Гуниба был окружен уже 14 батальонами. На подходе было еще большее количество войск со множеством орудий. Колоссальный перевес не оставлял имаму никаких шансов.

Незадолго до прибытия к Гунибу Барятинский, через симферопольскую телеграфную станцию, получил телеграмму из Петербурга. Ставший к тому времени военным министром Сухозанет и канцлер Горчаков сообщали, что агент Шамиля явился в русское посольство в Стамбуле с предложением имама о мирных переговорах. Сам государь нашел это возможным и считал, что «примирение с Шамилем было бы самым блестящим завершением оказанных уже князем Барятинским великих заслуг». Барятинскому предлагалось заключить мир с Шамилем, ибо мирное покорение Кавказа могло придать России особый вес в международной политике.

Барятинский готов был на большие уступки, лишь бы поскорее закончить дело, но мир с Шамилем представлялся ему собственным поражением. Наместник мечтал о другом — повергнуть Шамиля до 26 августа, чтобы преподнести драгоценный подарок ко дню коронации Александра II, а 30 августа, в день тезоименитства императора, въехать триумфатором в Тифлис.

18 августа Барятинский послал к Шамилю несколько его бывших сподвижников с предложением сложить оружие. Один из посланцев Барятинского, Хаджияв, остался защищать своего имама, а остальные вернулись с решительным ответом Шамиля: «Гуниб — высокая гора, я стою на ней. Надо мною, еще выше, Бог. Русские стоят внизу. Пусть штурмуют».

К штурму почти все было готово. Милютин закончил подробную рекогносцировку, а генерал Кесслер с размахом проводил осадные работы. На соседних высотах стояли пушки всех калибров. Охотники высматривали возможные пути подъема на гору и запасались лестницами, веревками да крючьями. А отступники спешили обогатиться, указывая слабые места обороны Гуниба. Один из них оказался столь алчным, что пообещал показать тайную тропу на Гуниб, если его сапог наполнят золотом. Когда оказалось, что под слоем золота в сапоге лежали камни, ему ответили, что такова уж цена предательства.

Штурм мог обернуться непредсказуемыми последствиями и затянуть дело на неопределенное время, а Барятинский торопился. Тогда он решил предложить имаму сдаться на самых почетных условиях, поручив это дело полковнику Ивану Лазареву.

Лазарев происходил из карабахских беков и хорошо знал Кавказ. Он понимал, как важны эти переговоры и сколь знаменательно событие, участником которого он стал. Полковник употребил все свои дипломатические способности, чтобы добиться согласия Шамиля на условия Барятинского. «Мы собрались сюда для того,— говорил он,— чтобы оставить вражду и заключить мир; успокоить Шамиля, его семейство и приближенных, где захотят. А если Шамиль пожелает отправиться в Мекку, то он будет отпущен с подарками от императора».

Гази-Магомед отвечал ему, что имам не поверит Барятинскому, потому что много раз заключал с генералами мир, но не увидел ничего, кроме измены и обмана.

Лазарев призывал забыть старое и подумать о последствиях. Говорил, что Барятинский — не простой генерал, а наместник самого императора, и что слово его все равно что слово государя. Он предлагал положиться на обещания наместника и избавить Кавказ от нового кровопролития.

Когда парламентеры вернулись, Шамиль решил обсудить положение со своими сподвижниками.

Мнения разделились. Одни считали, что Барятинский хочет обманом выманить их из Гуниба. Другие полагали, что наместнику можно поверить. Третьи прикидывали, сколько еще смогут продержаться, если уже столько дней они питаются лишь колосьями пшеницы да земляникой.

Наконец решили проверить правдивость намерений наместника и отправили к нему хунзахского наиба Дибира и Юнуса Чиркеевского с условиями имама. Шамиль просил дать ему месяц на сборы в Мекку, а его сподвижникам, мюридам и беглым солдатам, которые пожелают остаться в Дагестане, разрешить свободно жить там, где они захотят.

Барятинский был бы готов предложить больше, да хотя бы почетное сопровождение до Мекки и дорогие подарки каждому мюриду. Но ждать месяц — этого он сделать не мог, как не мог отложить на месяц день тезоименитства государя.

Досадуя на упорство Шамиля, Барятинский направил ему ультиматум. Он требовал немедленной сдачи, пока еще есть возможность воспользоваться великодушием императора. В противном случае «все бедственные последствия… падут на его голову и лишат его навсегда объявленных ему милостей».

Ультиматум был прочитан в Гунибе перед всем народом. «Я хотел заключить для вас мир,— сказал Шамиль.— Но вы видите, чего они хотят на самом деле. Не устрашайтесь их воинством. Нас и прежде так испытывали, но затем бежали, как Воронцов, потеряв все, что имели».

Вместо покаянной просьбы о милосердии Барятинский получил жесткий ответ Шамиля: «Сабля наточена и рука готова!»

22 августа прибыл курьер, доставивший рескрипт императора о награждениях. Кроме высоких орденов участники осады получили и новые звания, а Евдокимов и Милютин были произведены в генерал-адъютанты. Для Евдокимова, сына простого крестьянина, это явилось особой милостью, чему очень способствовал сам наместник, считавший Евдокимова своей главной военной опорой. Поздравив награжденных и прицепив Милютину золотой аксельбант со своего плеча, Барятинский выступил с воодушевляющей речью, из которой следовало, что во славу императора Кавказ уже покорен и осталось только достать из Гуниба Шамиля.

Считая, что это лишь вопрос времени, Барятинский отправил царю торжественную телеграмму: «Имею счастье поздравить Ваше Императорское Величество с августейшим тезоименитством. От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорен державе Вашей. Сорок восемь пушек, все крепости и укрепления неприятельские в руках наших. Я лично был в Карате, Тлохе, Игали, Ахульго, Гимрах, Унцукуле, Цатаныхе, Хунзахе, Тилитле, Ругудже и Чохе. Теперь осаждаю Гуниб, где заперся Шамиль с 400 мюридами».

Двести лет назад предок наместника московский князь Юрий Барятинский наголову разбил Стеньку Разина, и теперь Александр Барятинский желал упрочить славу своего рода пленением Шамиля.

24 августа с разных сторон на Гуниб двинулись три мощные колонны.

Первые две, под бой барабанов и крики «ура», шли с юга и востока, круша завалы и с боем занимая каждый уступ горы.

Третья взбиралась по отвесной северной стене с помощью крючьев и веревочных лестниц. Здесь их ждали меньше всего. Подсаживая друг друга и цепляясь за каждую расселину, охотники сумели взобраться под самый гребень горы. И пока мюриды отбивали открытые атаки, охотники влезли на гору, спустили веревки и помогли взобраться еще нескольким ротам Апшеронского полка. Заметив неприятеля, мюриды бросились врукопашную, но было уже поздно. Среди убитых оказались и три женщины, погибшие с кинжалами в руках.