О чём молчат рубины - Фунтик Изюмов

у них не прибавилось. Ну, вот, как-то небольшой отряд из Модены пробрался в Болонью. Не то для разведки, не то ещё для чего… А в центре Болоньи есть колодец, и к нему было привязано ведро. Обычное, ничем не примечательное, деревянное ведро. Так солдаты из Модены то ведро и спёрли! Притащили к себе в Модену и принялись бахвалиться: вот, дескать, какие мы молодцы!

Горожане Болоньи рассвирепели! Как так?! Как посмели?! Вернуть! И принести извинения! Публично!!!

Фигу вам! — ответили горожане в Модене.

И, из-за копеечного ведра, Болонья объявила войну Модене! Войну объявили утром, а вечером уже состоялось сражение.

А теперь представь себе: в схватке участвовало около четырёх тысяч рыцарей и более тридцати пяти тысяч пехоты!!! Войск у Модены было меньше, но они оказались более умелыми тактиками. Когда превосходящие силы болонцев врубились в центр пехоты моденцев, с фланга на них налетела конница, опрокинула и погнала болонцев вспять. И гнала их до самой Болоньи, рубя и колотя копьями. Всего оказалось около двух тысяч погибших!! По пути, пользуясь паникой и неразберихой, моденцы взяли и разрушили ещё несколько небольших замков, принадлежащих Болонье: Креспеллано, Кастельфранко-Эмилия и ещё некоторые. Но в саму Болонью моденцы входить не стали. Только всю ночь издевались над побеждёнными из-за городской стены.

Потом, конечно, подписали мир, и даже, в знак примирения, Модена вернула какие-то ценности, захваченные у болонцев. Но не ведро!! Ведро повесили на колокольне кафедрального собора на всеобщее обозрение! До сих пор оно там висит![1]

В историю это событие так и вошло под названием: «Война из-за ведра». А если копнуть поглубже? Из-за ведра ли была эта война? И только ли из-за разных политических взглядов?

— Думаю, что местные правители не могли окончательно определиться, к какому сильному плечу приткнуться, кого именно выбрать сюзереном, — хорошенько подумав, ответил я, — Потому что выбрать, рано или поздно, всё равно придётся. Ни один, ни другой, не потерпят мелких городских вольностей рядом со своими границами. А пока они прельщают этих вельмож льготами и выгодными должностями. Папа обещает за свою поддержку одно, император — другое, а местные правители мечутся между этими обещаниями, науськивая народ на своих противников. А ведро, это всего лишь повод.

— Молодец! — одобрительно причмокнул толстыми губами брат Томас, — Быстро схватываешь! Тогда ты поймёшь и про отношение Ордена с поляками! Потому что сражение на поле у Грюнвальда — это так, вишенка на торте. Вот только, очень кровавая вишенка получилась! На одном поле съехались тридцать девять тысяч поляков и литовцев и двадцать семь тысяч крестоносного войска! Не знаю, сколько легло поляков, полагаю вдвое против наших, а наших полегло восемь тысяч! И четырнадцать тысяч попали в плен. Перед битвой в нашем войске было двести пятьдесят посвящённых рыцарей. Двести пять из них убиты.

Говорят, крови на поле было столько, что король Ягайло, после боя приказал разбить бочки с вином, и свои и чужие. Чтобы нельзя было сказать, кровавые ручьи бегут по полю или винные. И все эти ручьи сбегали в озеро. Так вот, есть слухи, что озеро от святой крови крестоносцев сперва покраснело, а потом стало целебным! Легенда? Не думаю! Многие люди, которым я доверяю, свидетельствуют, что к этому озеру началось целое паломничество больных и калек. И никто не ушёл, не получив облегчения недугам, а многие полностью исцелились![2] Так вот, они своими глазами… Что с тобой, Андреас?

— Ничего… — я почувствовал, что внезапно охрип от волнения.

— Я же вижу, что с тобой что-то творится!

— Мне надо… у меня кружится голова! Мне надо отдохнуть.

— Скажи, какие мы нежные! Голова у него кружится!

— Пусть доктор Штюке меня посмотрит! — чуть не взмолился я.

— Но я так и не рассказал про Орден и поляков!

— В другой раз! Пожалуйста…

— Ты и в самом деле побледнел… Ладно, иди. Расскажу в другой раз.

Мне и в самом деле необходимо было побыть одному. Мне пришла в голову такая идея, что кажется, я могу закончить эту польскую осаду! И даже, с преимуществом крестоносцев! Только это надо очень тщательно обдумать!

Я выглянул из-под навеса, несколько минут стоял под струями дождя, глядя в небо, затянутое тучами, а потом побрёл в своё жилище — ту самую комнату, которую доктор Штюке выделил под мертвецкую.

[1] …оно там висит… Любознательному читателю: в наше время, спустя почти семьсот лет, ведро всё ещё висит на той самой колокольне! Хотя, конечно, это уже не оригинальное ведро, но его точная копия. А если кто-то думает, что это единичный факт, этакая кривая ухмылка матушки-Истории, то авторы могут указать на «Войну из-за свиньи», которая чуть было не разразилась в 1859 году между США и Великобританией. Началось с того, что один из фермеров пристрелил чужую свинью, подрывавшую его грядки, а в разгар противостояния было задействовано 400 американских солдат с 14 пушками, которым противостояли 5 кораблей британского флота с экипажем в 2 000 человек… Чудом, буквально чудом, война не началась.

[2] …полностью исцелились… Любознательному читателю: эта легенда имеет неожиданное продолжение. Долгое время волшебное озеро славилось своими лечебными свойствами, помогая даже безнадёжным больным, пока одна дама не пожелала вылечить его водой свою больную собачку. Как только собачку сунули в воду, озеро мгновенно потеряло все свои удивительные свойства… Во всяком случае, так гласит легенда.

Глава 24. Прозрение

Наш век успел довольно много,

Он мир прозрением потряс:

Мы — зря надеялись на Бога,

А Бог — напрасно верил в нас.

Игорь Губерман.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 31.08.1410 — 07.09.1410 года.

С этого дня я только и думал, что о плане спасения и связанном с этим риске. Где бы я ни был, чем бы ни занимался, пришедшая в голову идея никак не выходила из головы. Вот, сейчас Катерина рассказывала о папессе Иоанне — весьма занимательная история, кстати! — а я думал о своём.

— В городе Майнце, в Германии, в самом сердце тевтонских земель, родилась девочка, которую назвали Агнессой, — рассказывала Катерина, — и с раннего детства она отличалась высокой набожностью и необыкновенной рассудительностью. Говорят, её в колыбельке ангел в лоб поцеловал… Врут, наверное! Потому что конец у этой истории не очень хорош.

— Да-да… — рассеянно отвечал я, думая о своём.

— К десяти годам она научилась читать и писать, постигла Священное писание и преуспела в других науках. Да так, что окружающие дивились и даже пугались. В двенадцать она познакомилась с одним благочестивым