Клоун Шалимар - Салман Рушди

— О'кей? Я сяду — о'кей?

Шалимар пожал плечами, и малыш устроился рядом.

— Моро, — произнес он, ударяя себя в грудь. — Мусульман — с Филиппин, из Басилана, Минданао. Можешь выговорить?

Шалимар повторил, и филиппинец забил в ладошки:

— Там я был рыбак, и отец рыбак. Зовут Джанджалани, Абдурразак Абубакар. Повторишь?

Шалимар сделал, как он просил.

— Долго не рыбачить. Рыба вонять. Рыба гнить с головы. Филиппины вонять как рыба. Присоединяться Моро национальный фронт, — повествовал Джанджалани. — Потом ушел. Пришел в Всеисламский таблигх. Хорошая организация. Деньги из Сауди, деньги Пакистана. Послать меня Западная Азия. Вы называет Средний Запад.

Клоун Шалимар уважительно покивал головой.

— Далеко же ты забрался от дома! — заметил он.

— Учился, изучал, — продолжал человечек. — Саудовская Аравия, Ливия, Афганистан. На Базе учился. Знаешь Базу? Брат Айман, брат Рамзи, шейх Усама. Учиться много хороший вещи. Беглый огонь учиться. Засада учиться. Киднап тоже учиться. Пытка, взрыв, убийство уметь. Воевать Афганистан, русских убивать. Хорошо учил. Характер человека учиться распознать. И я тебя насквозь вижу, сэр. Вижу, как сквозь окно. И ты не человек для Всевышнего!

Шалимар весь напрягся и мысленно уже просчитывал, сколько секунд ему потребуется, чтобы выхватить нож и, если понадобится, нанести смертельный удар, но человечек его опередил:

— Мир, мир! — воскликнул он в притворном испуге. — Я здесь лишь наблюдать. Иметь не военный статус — ха-ха-ха! С полным к вам уважением. Каждый свое место: человек для Всевышнего — одно место, боец-истребитель — другое. Божий человек — вдохновлять, человек войны — действовать. Совмещать оба, как Булбул Факх, — бывать редко. Думаю, ты так не уметь. Ты притворяться для ради Булбула, на самом деле ты истребитель. Это о'кей. Я сам, однако, совмещать, как Булбул. Боец и устад — наставник, да. Такая моя судьба.

Человеческие судьбы перестали быть личным достоянием; все они рано или поздно переплетались меж собой. Клоун Шалимар, рекрут прифронтового лагеря за номером двадцать два, приручил светящегося изнутри маленького филиппинца, который вместе с афганцами и членами «Аль-Каиды» сражался против русских; того, кто готов был принимать от США оружие и деньги, но страстно ненавидел американцев за то, что американские солдаты всегда выступали в поддержку католической части населения Минданао. Семимиллионное мусульманское большинство вытеснялось, и условия жизни мусульман постоянно ухудшались. На расположенном южнее острова Минданао маленьком Басилане царила ужасающая нищета и действовал лишь один закон — закон силы. Всем заправляли христиане, местных же мусульман держали в черном теле.

— В семидесятых — большая война, — рассказывал Джанджалани. — Тыща — тыща двести гибнуть. Потом замирение, потом Фронт Моро расколоться, и снова борьба. Ненавидеть правительство Филиппин, ненавидеть США тоже. Их тайный посол приезжать на Базу, давать оружие и деньги. Я сдерживать пламя, но в глубине сердца хотеть его убить.

Филиппинец назвал имя посла, и Шалимар неожиданно вскинулся, словно его ударили.

— Абдурразак, дружище, — проговорил он дрогнувшим голосом, — этого человека и я хочу убить.

— Если что, дай знать, я тебе помогать, — отозвался революционер-филиппинец.

Теперь случалось, она неделями, а то и месяцами не слышала его голоса. По ночам она пускалась на розыски, но на том конце была немая пустота. Он ушел так далеко, что Бунньи не могла до него дотянуться и сама не знала, хочет ли его возвращения, чтобы тешить себя мыслью о счастливом воссоединении, или желает его смерти, которая сделает ее свободной. Только в конце концов он все же всегда появлялся, и тогда ей казалось, что там у него со дня их последней встречи минули всего сутки или двое. Из ее жизни уплывали годы, но, видно, в том месте, откуда говорил с ней он, время имело другую скорость, да и пространство изменило свои очертания. Она не знала, как рассказать ему обо всем, что происходит в Пачхигаме, — времени у нее почти не осталось. Мало-помалу его сообщения становились всё короче. Он лаконично сообщал о себе, о пламени ненависти, пылавшем в его сердце, и задавал всегда один и тот же страшный вопрос: «Они еще не умерли?» Однако Абдулла Номан и Пьярелал Каул все еще были живы, хотя и их срок пребывания на земле сократился на целые годы всего за несколько недель Шалимарова времени. Так что в его временном измерении ждать ему оставалось совсем недолго.

В Афганистан вошли русские, соответственно много афганцев бежало в Пакистан. Афганцы появились в том числе и в лагере за номером двадцать два в «свободном секторе Кашмира». Массы беженцев заполнили огромные, как города, лагеря на северо-западе Пакистана, но эти афганцы вовсе не были бедняками. Вблизи лагерей располагались опиумные поля, и на золото и драгоценности, вывезенные с родины, афганские воротилы купили себе долю в опиумном бизнесе, подкрепляя платежи угрозами и вооруженными расправами. Как только они обеспечили себе контроль над посевами мака, они ввели систему двойного оборота с урожая и стали производить не только опиум, но и героин. Доход от героина был настолько велик, что денег хватало и на подкуп местных чиновников, и на содержание лагерей беженцев. Чиновники закрывали глаза на то, что творилось вокруг плантаций опиумного мака, потому что, обеспечивая лагеря всем необходимым, афганцы тем самым освобождали правительство Пакистана от растущего бремени расходов на беженцев; при этом и самим чиновникам перепадали изрядные суммы.

У афганцев были созданы свои боевые отряды освобождения, и Соединенные Штаты решили оказать им помощь в борьбе против их собственного главного противника, оккупировавшего Афганистан. Американские оперативники из Центрального разведывательного управления, Управления по борьбе с терроризмом и члены спецподразделений стали именовать этих афганских бойцов «мудж». Слово звучало красиво и таинственно и успешно помогало скрывать от непосвященных тот факт, что на самом деле «мудж» или «муджахед» означало то же самое, что и «джихада», то есть «борец за святую веру». В Северный Пакистан щедрым потоком хлынули оружие, деньги и теплые одеяла, и какая-то доля всего этого добра действительно дошла до муджахедов. Правда, большая его часть завершила свое путешествие на черном рынке оружия в приграничной зоне, но что-то попало и в «Азад Кашмир». Через некоторое время афганские бойцы, оказавшись в «свободном секторе Кашмира», стали именовать себя «кашмири мудж». Их снабжали из-за океана мощными ракетами дальнего радиуса действия; первоначально они предназначались для афганского направления, но по нелепой случайности попали не туда. В лагере начали появляться и другие виды современного оружия: автоматические гранатометы советского и китайского производства, ракетные установки на солнечных батареях, позволявшие вести обстрел ракетами автоматического наведения, шестидесятимиллиметровые пушки. В какой-то момент появились даже «стингеры». Все это было сосредоточено в руках кашмирских муджей.