#Zолушка в постель - Анна Веммер

С самой первой ночи с ним я боялась, что однажды он наиграется и решит, что я больше не интересна. Этот страх преследовал меня почти всегда, никак не хотел отпускать. На него очень удобно легло объяснение поведения Крестовского.

И я не стала разбираться. Гордая дура.

Мне кажется, я стала тенью самой себя. Каждое утро я спускаюсь к завтраку раньше всех. Марина радуется: ей приятно, что я получаю все самое свежее и горячее, а потом несусь в универ. Она, как и все остальные, думает, что я обожаю учебу.

Но на самом деле универ — единственное место, где ничто не напоминает об Игоре. Я приезжаю туда за час, а иногда и за полтора. Иногда Герман катает меня по городу, а я сижу на заднем сидении и тоскливо смотрю в окно. Иногда мы паркуемся у главного корпуса и идем в парк неподалеку. Там я беру кофе и подолгу сижу на лавочке. Раньше я не позволяла себе ароматный напиток в бумажном стаканчике. Эти стаканчики с именем на стикере казались приветом из другого мира. Это был своего рода признак успеха — стаканчик из "Старбакса", который ты сжимаешь по пути на учебу. Признаюсь честно, я завидовала студентам, спешащим на пары и бодрящимся с помощью кофе.

Сейчас я была одной из них. И даже радовалась, нельзя сказать, что расставание с Игорем вывернуло мне душу. Вывернуло, конечно… я до сих пор подолгу не могу заснуть, вижу перед собой Стаею в его руках, почему-то именно на ее образе меня буквально заклинило. Не высыпаюсь, сплю потом, после пар, в машине. Пару раз, когда Игоря не было дома, Герман на руках относил меня в спальню.

Мне кажется, все знают, что происходит, и меня жалеют. Крис точно знает, Серж тоже — отношения между ними совсем чуть-чуть потеплели, но в прежнее русло так и не вернулись. В какой-то мере это роднило нас с Крис. Мы обе подыхали от чувства, с которым не могли справиться.

Поэтому держались рядом, как ни странно. Я даже научилась отвечать на ее шпильки и, наконец-то, показывать средний палец, если она слишком уж бесила. Но даже несмотря на то, что мы периодически удивляли Игоря то совместным просмотром фильма, то дорогой в универ, Кристина все равно адово ревновала.

Она мгновенно заводилась, если Серж со мной шутил или подвозил до клуба. Такие качели в отношении с Крестовской жутко выматывали. Я часто спрашивала себя, зачем это все, не проще ли перестать обращать внимание на Кристину, словно она и не живет со мной в одном доме. Забить на то, что в скором времени мы улетим на другой конец света, и перестать к ней тянуться. Но почему-то не выходило.

Вот так незаметно каждый из Крестовских вошел в мою жизнь, стал ее неотъемлемой частью. С момента, когда я спала на их диване в гостиной прошло немногим больше четырех месяцев, а я уже и не представляла себе другой жизни. Разве она бывает, без толстых стекол машины и высокого забора среди елей?

Кристина притягивала меня, как магнит, Алекс все-таки уехал на реабилитацию, без веселья и любви к еде Сержа я бы свихнулась, без стряпни Марины тосковала бы вечерами, ну а как добираться до универа без Германа и вовсе понятия не имела. Наверное, если бы мне пришлось поехать на метро, я бы долго изучала карту. А Игорь… Игоря я любила. И хотела бы от этой любви избавиться, но не выходило. Только сильнее падала в пропасть, в которую шагнула на Санторини. Я сходила с ума и даже надеялась — всерьез, без какой-то злости, свойственной другим девушкам по отношению к бывшим — что кто-нибудь делает его счастливым. Что он хоть изредка отдыхает от работы и непростой семьи. Черт, иногда мне хотелось узнать, как он! Здоров ли, устал, хочет чаю. Я закусывала губу и прислушивалась к шагам в коридоре, чтобы поймать момент, когда он пойдет спать.

В один из вечеров Серж притащил собаку, как я и советовала. Он был бы не Крестовским, если бы взял дворнягу с улицы. Нет, он добыл где-то акита-ину, японскую, жутко дорогую и редкую породу. Как из фильма "Хатико". Пушистый рыжий малыш с любопытством сидел у парня на руках и смотрел на нас. А потом на Крис, когда Серж протянул ей подарок.

— Нахрена мне эта блохастая шавка? — скривилась та.

— Э-э-э… подарок. Криська, ну ты чего, помнишь, мы хотели собаку, а у папы была аллергия? Я вспомнил и купил. Смотри, какой милый.

Собака безропотно терпела его тискания и даже не гавкала на Криську, которая снова впала в неудовольствие.

— Убери, она мерзкая, — скривилась Крестовская. — Выпусти ее вон, во двор. Насрет еще.

— Дура ты, Криська, — буркнул Серж.

Я украдкой показала ему кулак, потому что Кристина от этих слов даже будто вздрогнула. Не понимает он, что после ссоры не может больше подначивать ее, как обычно. Не говорят человеку то, что сказал он, чтобы потом весело шутить.

Когда стало ясно, что бедная акита-ину скоро всерьез поедет домой, я поднялась:

— Ладно, давай мне. Я буду ухаживать, Игорь разрешит. Всегда мечтала о собаке.

Подхватила на руки дрожащий теплый комок и прижала к себе, испытав запредельную нежность.

— Хороший какой. Будем считать, тебя дядя Сережа мне подарил, да? Пойдем ко мне жить?

Крис, конечно же, тут же подскочила и вырвала у меня из рук животное.

— Пошла в жопу, — рыкнула она, уносясь вместе с собакой наверх.

— Она ему ничего не сделает? — с сомнением спросил Серж.

— Нет.

Я потом заглянула к Крис, тихонько, чтобы не разбудить. Они с песей лежали в постели, практически обнявшись. Мне показалось, Кристинка плакала, но я решила не лезть. Главное, что начало положено, и у нее будет кто-то родной. Пусть и собака.

Так и жили. Каждый несчастный по-своему.

Неожиданно решает пойти снег. Несколько минут я недоуменно смотрю в небо — правда что ли? Вот прямо снег, в октябре? Большие белые хлопья падают на землю и… не тают. Красиво, но странно как-то.

Потом Герман раскрывает надо мной зонт и просит идти в здание. Я ведь в легком драповом плаще и тонких ботинках. А он вообще в костюме. Мы бежим, стараясь не поскользнуться, юркаем в главный корпус и расходимся. Я — на пары, а Герман в столовую и библиотеку, ждать меня. С трудом но удалось уговорить охранника не таскаться за мной прямо везде.

Хотя все и так знали, что я не из простой семьи. Мало кого привозили в универ на бронированном внедорожнике.

Поднимаюсь по ступенькам на второй этаж, прохожу по коридору филологов — увешанному портретами писателей. Понимаю, что сейчас прозвенит звонок после предыдущей пары, народ вывалит на большую перемену и решаю срезать путь по узкой лестнице в конце крыла. Ею мало кто пользуется, потому что в экономический корпус надо бежать через улицу, но мне подойдет. Не хочу видеть людей.

Я открываю дверь на лестницу и с изумлением вижу там Крис.

Крестовская сидит на ступеньках со стаканчиком кофе в руках и плачет. Нет, не так, скорее ревет, потому что это настоящая истерика, несравнимая с обычным расстройством.