📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПолитикаБелые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик

Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ... 150
Перейти на страницу:
мир со всеми его пороками остался позади[779].

Гордеев относился к потенциальным репатриантам сочувственно, старался вникнуть в их проблемы и не пытался судить их за совершенные в прошлом проступки, похоже, он даже пытался немного изменить правила в их пользу. В отличие от коллег, отправленных с той же миссией в Венесуэлу, Гордеев никогда не характеризовал возможных возвращенцев как «буржуев» и не использовал в своих отчетах хулительные слова или обвинения (вроде «служил в гестапо», «избивал евреев» или «спекулянт»)[780]. И все равно многие русские ди-пи благоразумно избегали контактов с ним или с другими советскими официальными лицами из опасения навлечь на себя какие-нибудь неприятности. Как сказала ему одна ди-пи, считалось, что ходить в советское посольство опасно: «Люди думают, что, если туда пойти, то уже не вернешься, тебя посадят в тюрьму и оттуда уже не выпустят из-за дипломатической неприкосновенности» [так!] [781]. Несмотря на свой доброжелательный подход, Гордеев уговорил репатриироваться лишь горстку перемещенных лиц. Конечно, на то были веские причины, и результаты работы Гордеева были ненамного хуже тех, которых добились его коллеги в Латинской Америке и других частях света[782]. Проблема заключалась в том, что какие бы соблазны ни манили ди-пи обратно на родину, они хорошо понимали, что в СССР сам факт, что они прожили какое-то время за границей, лег бы на их биографию несмываемым черным пятном.

Всего за 1951–1952 годы советское ведомство, занимавшееся репатриацией, зарегистрировало возвращение двадцати одного гражданина из Австралии, их них девять были иждивенцами[783]. С некоторыми из них мы уже встречались в этой главе: это Яков Зеленский (знакомый Петрова по Русскому общественному клубу, его еще провожали на пристани Гордеев и Марфутенко), Василий Гвоздецкий (которого заедали москиты на сахарной плантации), Иван Иванов (злившийся на свою безработность), Шаулинскас (отмечавший враждебность австралийцев к русским), Кнагис (боявшийся, что австралийцы запишут его в сумасшедшие), Капустин (вынужденный спать на бетонном полу в бывшем курятнике); Комар (которого работодатель кормил кашей с примесью гипса) и Елена Нестеровская (мужа которой, полуполяка-полурусского, ранее выслали в Германию).

Павел Комар – украинец из крестьян, механик по профессии, против своей воли работавший на немцев и затем, когда они отступали, «вынужденный поехать за ними» в Германию. Позже он оказался в зоне американской оккупации и лишился возможности репатриироваться как перемещенное лицо. Он стал одним из двух мигрантов, репатриировавшихся вместе с семьями; вместе с Комаром в СССР отправились четверо сыновей в возрасте от 11 до 16 лет (жена его умерла от воспаления легких в Германии в 1944 году)[784]. Совсем другое социальное происхождение было у семьи Капустиных, состоявшей из Павла, его жены, матери, 11-летней дочери и 9-летнего сына; супруги были образованными профессионалами, но не могли найти в Австралии работу по специальности. Они очень надеялись, что в СССР их и особенно их детей ждет лучшая жизнь[785].

Евгений Шевелев был молодым русским с некоторыми чертами авантюризма, роднившими его с Гладышевым и Сальниковым. В 1943 году он покинул оккупированную немцами Украину по польским документами, после войны служил в пограничном отряде под американским командованием, а затем под вымышленным именем приехал в Австралию по программе массового переселения. Похоже, такая биография нисколько не смутила советских чиновников, когда Шевелев подал заявку на репатриацию, и 26 сентября 1952 года он отплыл от берегов Австралии на пароходе «Орион», направлявшемся в СССР через Лондон. Вместе с Шевелевым ехал другой репатриант, литовец Альфонсас Станкус, за плечами у которого был неприятный опыт пребывания в австралийской психиатрической лечебнице. Вскоре после прибытия в Лондон Станкус куда-то исчез из гостиницы (и больше не объявлялся ни в СССР, ни в Австралии), а Шевелев продолжил путешествие через Прагу и 20 ноября 1952 года прибыл в Ленинград[786].

Шестнадцатого декабря 1952 года из Мельбурна вместе отбыли Надежда Берилко и Петр Бронский, молодые украинцы, уже знавшие друг друга, потому что оба были направлены на работу в лечебницу для душевнобольных в Кью. На пристани их провожали Гордеев и Павлов, а также агент ASIO, доложивший потом, что оба репатрианта выглядели «довольными и оживленными». Это была приятная новость, поскольку ранее сообщалось, что Берилко страдает «бредом преследования из-за матери, воображая, будто ее преследуют из-за бегства из России», а Бронский, согласно донесению в ASIO, «очень нервничал и явно был напуган» в ходе состоявшейся в июле встречи с Гордеевым (под надзором спецслужб)[787].

Репатриантами были в основном мужчины, фактически одинокие, хотя за их одиночеством обычно скрывалась более сложная реальность. У Кнагиса осталась жена в СССР, а Иванов признавался, что у него есть жена в Германии. Берилко была замужем, но муж ее оставался в Австралии – как поляк, он не имел права на репатриацию в СССР. Нестеровская тоже была замужем; более того, у нее, по-видимому, было два мужа одновременно: депортированный русский поляк и австралиец или австралийский резидент, о котором не известно ничего, кроме его фамилии (Мауэрс). Если говорить о национальной принадлежности репатриантов, то большинство были русскими (десятеро, из них пятеро – Капустины), но с этой «русскостью» все обстояло так же непросто, как с семейным положением этих людей. Берилко в разных бумагах значилась или русской, или украинкой; то же раздвоение наблюдалось и у Бронского (который в Европе называл себя поляком). Капустины приехали в Австралию по поддельным польским документам, как и Шевелев, родившийся в Казахстане, а трудовую жизнь начавший на Украине. Нестеровская тоже ранее выдавала себя за польку. Иванов родился в Риге (Латвия), отец у него был русский, а мать – украинка. Следующую по величине этническую группу (семь человек) составляли украинцы (в том числе четверо Комаров), а остальные были прибалтами (но один из них, латыш Кнагис, родился в Петербурге)[788].

Если бы в список Гордеева были включены китайские русские, у многих из которых были родственники, репатриировавшиеся еще из Китая, то количество завербованных им репатриантов, наверное, увеличилось бы. Особенно часто обнаруживались симпатии к СССР и даже к социализму у молодежи, успевшей пожить в Харбине в первые послевоенные годы. Одной из представительниц этой молодежи была Наташа Кощевская, дочь художника Николая Кощевского – того, чья картина «Самурай и богатырь» висела в императорском дворце в Токио. Семья Кощевских прибыла в Австралию из Китая в 1951 году на пароходе «Чан Тэ». Родители никогда не были настроены просоветски (так рассказывают их потомки, живущие теперь в России), но их привлекательная и целеустремленная шестнадцатилетняя дочь, в ту пору только что закончившая советскую школу в

1 ... 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ... 150
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?