Нежные юноши - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

– Ладно. А ты поедешь, Бэзил?

– Ну… Ну, да, конечно, если я тебе нужен, Билл!

– Но тебе придется сидеть на парусе, я везу его в починку.

– Мне бы не хотелось тебя стеснять, раз места нет…

– Да нет, ты не стеснишь. Пойду выведу машину.

Когда он ушел, они в отчаянии посмотрели друг на друга. Но прошел час, а он так и не вернулся – что-то там такое случилось с парусом или с машиной, и это его задержало. Была всего лишь угроза, что он вот-вот появится, это придавало всему остроту и заставляло сдерживать дыхание.

Они спустились к моторной лодке и сели там, шепча друг другу: «Этой осенью…» – «Когда ты приедешь в Новый Орлеан…» – «Когда через год я поступлю в Йель…» – «Когда я приеду в школу, на север…» – «Когда я вернусь из „Глэйшер“…» – «Поцелуй меня еще…» – «Ты потрясающий! Ты знаешь, что ты – потрясающий?… Ты просто чудо…»

Плескалась вода; лодка глухо билась о причал; Бэзил отвязал канат, оттолкнулся, и они, покачиваясь, отплыли от причала, и лодка превратилась в уединенный островок в ночи…

… На следующее утро, когда он собирал чемодан, она пришла к нему в комнату и встала в дверях. Ее лицо сияло от волнения; на ней было белое накрахмаленное платье.

– Бэзил, послушай! Я должна тебе рассказать: папа после завтрака разговорился и сказал дяде Джорджу, что никогда еще не встречал столь вежливого, тихого и уравновешенного юношу, как ты; кузен Билл уезжает в лагерь на месяц, так что папа спросил у дяди Джорджа, как он считает, разрешат ли тебе родители поехать с нами на две недели в «Глейшер», чтобы у меня там была компания? – Они взялись за руки и запрыгали по комнате от радости. – Только пока ничего никому не говори, потому что он, думаю, напишет твоей маме и все такое. Бэзил, ну разве это не чудесно?

Поэтому в одиннадцать, когда Бэзилу уже пора было уезжать, они попрощались без всякой скорби. До станции Бэзила взялся подвезти сам мистер Библ, как раз собравшийся в поселок за газетами. Пока автомобиль не скрылся из виду, глаза двух юных особ продолжали сиять, а их машущие на прощание руки хранили общую тайну.

Бэзил откинулся на сиденье; его переполняло счастье. Он расслабился – было приятно, что визит прошел так удачно. Он любил и ее, и даже ее отца, сидевшего рядом, – того, кто имел счастье всегда находиться рядом с ней и ощущать дурман ее улыбки…

Мистер Библ закурил сигару.

– Какой климат! – сказал он. – До конца октября тут всегда хорошая погода.

– Да, просто чудесная, – согласился Бэзил. – Я уже тоскую по здешним октябрьским дням, потому что мне придется учиться на востоке страны.

– Готовитесь поступать в университет?

– Да, сэр. Готовлюсь к экзаменам в Йель! – Ему пришла в голову новая приятная мысль. Он замялся, но решил, что мистер Библ, которому он понравился, наверняка разделит его радость. – Весной я сдавал предварительные экзамены, и мне недавно сообщили результат – я сдал шесть из семи!

– Неплохо!

Бэзил опять замялся, но все же продолжил:

– Я получил «отлично» по истории Древнего мира, «хорошо» по истории Англии и «отлично» по литературе. По алгебре у меня «удовлетворительно», по латыни – один экзамен «отлично», второй «хорошо». Провалил только французский!

– Очень хорошо, – сказал мистер Библ.

– Я бы сдал все, – продолжал Бэзил, – если бы не ленился поначалу. Я был самым младшим у себя в классе, так что по этому поводу слегка зазнался.

Было бы неплохо, если бы мистер Библ понял, что возьмет с собой в парк «Глейшер» отнюдь не дурака! Мистер Библ глубоко затянулся сигарой.

Подумав, Бэзил решил, что последнее замечание прозвучало не совсем так, как хотелось бы, и решил дать некоторые пояснения:

– Ну, я не то чтобы зазнался, просто мне никогда не нужно было много учить – по литературе, так уж получилось, я обычно читал все заранее, и по истории я тоже очень много читал. – Он умолк и попробовал высказаться иначе: – Я хотел сказать, что обычно, когда говорят «зазнался», на ум всегда приходит мальчик, который бегает весь такой надутый, как бы говоря всем: «Вот, смотрите, как я много знаю!» Но я не такой! Я хотел сказать, что вовсе не считаю, что знаю все, а просто вроде как…

Пока он подыскивал нужное слово, мистер Библ произнес: «Гм!» – и указал сигарой на далекое пятнышко на озере.

– А вон яхта плывет, – сказал он.

– Да, – согласился Бэзил. – Но я плохо разбираюсь в яхтах. Как-то никогда не интересовался. Я, конечно, много раз плавал, помогал закладывать галсы и все такое, но большую часть времени, в сущности, там просто сидишь и ничего не делаешь. Мне больше нравится играть в футбол.

– Гм! – сказал мистер Библ. – А вот когда я был в твоем возрасте, я каждый день ходил на яхте по заливу.

– Наверное, это здорово, раз вам так нравилось, – уступил Бэзил.

– Лучшее время в моей жизни!

Показалась железнодорожная станция. Бэзил подумал, что хорошо бы было на прощание еще раз продемонстрировать свой дружеский настрой.

– Ваша дочь, мистер Библ, на редкость привлекательная девушка, – сказал он. – Девушкам со мной легко поладить, но обычно они мне не очень нравятся. А вот ваша дочь, по моему мнению, крайне привлекательная девушка! – Когда остановилась машина, его вдруг охватило легкое дурное предчувствие; оно побудило его с извиняющимся смешком добавить: – Всего доброго! Надеюсь, я не слишком много болтал?

– Вовсе нет, – ответил мистер Библ. – Желаю вам удачи. Всего доброго!

Через несколько минут поезд Бэзила тронулся, а мистер Библ остановился у газетного киоска, выбирая газету и вытирая пот со лба – июльский день выдался жарким.

«Да, сэр! Вот вам и урок – никогда и ничего не делайте в спешке! – с негодованием подумал он. – Только подумать, целых две недели пришлось бы слушать в „Глэйшере“, как этот наглый мальчишка тараторит о себе, любимом! Спасибо тебе, Господи, за эту недолгую поездку!»

* * *

Приехав домой, Бэзил в буквальном смысле сел и стал ждать. Ни под каким предлогом он не желал покидать дом, отлучаясь лишь в ближайшую лавку, чтобы освежиться лимонадом, но и оттуда он возвращался домой бегом. От звука телефонного звонка или звонка в дверь он подскакивал и замирал, словно от удара током на электрическом стуле. Днем он написал дивное географическое стихотворение, которое отослал в письме Минни.

Но вот кончился понедельник, почти прошел вторник, а ничего не происходило. В конце второго дня ожидания он рассеянно блуждал из комнаты в комнату, глядя из окон на пустынную, безжизненную улицу. И вот по телефону позвонила Минни.