Костотряс - Чери Прист

— Вы доктор Миннерихт? — спросил он, не удосужившись ответить.

— Да, я доктор Миннерихт, — проронил мужчина, не меняя тона ни на йоту. Он прощупал пару мест, понажимал тут и там. — По крайней мере так меня здесь называют с некоторых пор. Надо бы наложить тебе швы, но полагаю, выживешь ты и без них. С момента получения травмы прошло слишком много времени, в рану набились волосы, но пока что она не кровоточит и не грозит воспалением. Тем не менее надо будет за ней посматривать. Теперь давай руку.

Если Зик и услышал что-то после слова «да», то никак не прореагировал.

— Яо-цзу сказал, вы знали моего отца.

Пытливые руки оставили его, и доктор сел прямо.

— В самом деле? Именно в таких выражениях?

Зик наморщил лоб, пытаясь вспомнить точные слова китайца. Нахмуренные брови потянули за собой пострадавшую кожу на макушке, заставив его вздрогнуть.

— Не помню. Что-то вроде того. Короче, он обещал, что вы сможете рассказать мне об отце.

— О да, это я могу, — кивнул доктор. — И все же… Что тебе рассказывала мать?

— Да не особенно много.

Зик со скрипом принял сидячее положение и чуть не ахнул, увидев доктора с нового угла. Он мог бы поклясться, что у лица в маске не было глаз: на месте зрачков ярко горели два синих огонька.

На миг они вспыхнули еще ярче, затем потускнели. Мальчик понятия не имел, как это понимать. Тем временем доктор взял его руку и принялся оборачивать тонкой легкой материей.

— Немного. Понимаю. Будет ли ошибкой предположить, что она вообще ничего тебе не рассказывала? И прав ли я буду, предположив, что немногие крупицы знания ты почерпнул из истории, а также из разговоров школьных товарищей и сплетен, гуляющих среди мужчин и женщин Окраины?

— Примерно так.

— Тогда ты не знаешь и половины. Даже толики не знаешь. — Огоньки замерцали, словно доктор моргал, и речь его полилась медленнее, спокойнее: — Они свалили на него неудачу с Костотрясом лишь из-за своего невежества, понимаешь? Они поставили ему в вину Гниль, ибо ничего не смыслят в геологии и других науках, в происходящих под земной корой явлениях. Им невдомек, что он всего-то хотел основать новую отрасль — разбавить чем-то лесную промышленность, кровавую и грязную забаву. Он мечтал ввести этот город и его жителей в новую эпоху. Только вот сами жители… — Миннерихт сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и Зик тихонечко отполз подальше от него, вжавшись в подушки. — Они не представляют, как протекает исследовательский процесс, и не понимают, что здание успеха возводится на костях провалов.

Дальше пятиться было некуда, так что Зик решил отвлечь его какой-нибудь ерундой:

— То есть вы неплохо его знали?

Миннерихт встал и, скрестив руки, начал неторопливо прохаживаться между кроватью и умывальником.

— Это все твоя мать, — проговорил он, как бы переводя разговор на другую тему.

Однако продолжения не последовало, а злоба в его голосе вызвала у Зика дурноту.

— Наверное, она там вся испереживалась из-за меня.

Доктор встал спиной к нему.

— Надеюсь, тебя не сильно обидит, что мне плевать. Пускай себе побеспокоится — слишком много натворила. Тебя спрятала, а меня бросила одного в этих стенах, как будто я не дворец для нее выстроил, а тюрьму.

Зик оцепенел. Он и так сидел неподвижно и не видел для себя иного выхода, кроме как вконец закаменеть. Сердце выбивало о ребра тревожную дробь, в горле с каждой секундой все нарастал и нарастал комок.

Доктор — как его стали называть с некоторых пор — дал мальчику осмыслить услышанное и лишь тогда обернулся, эффектно взмахнув накидкой:

— Пойми, мне пришлось сделать выбор. Кое-чем пришлось поступиться. Оказавшись перед лицом этих людей, перед лицом их лишений и бедствий — в которых не было моей вины, — я был вынужден залечь на дно, чтобы хоть как-то восстановить силы. После случившегося, — продолжил он, чеканным голосом выводя симфонию невзгод, — я не мог так вот просто вернуться и заявить о своей невиновности. Я не мог восстать из праха и провозгласить, что не сделал ничего плохого и никому не причинил вреда. Кто бы стал меня слушать? Кто бы поверил моим словам? Надо признать, молодой человек, я и сам бы себе не поверил.

— Вы хотите сказать, что вы… вы…

Ровное течение монолога нарушилось. Бесцветным тоном Миннерихт произнес:

— Ты мальчик неглупый. А если и нет, то должен был вырасти таким. Но и здесь я до конца не уверен. Твоя мать… — Слово вновь прозвучало в его устах ядом. — Увы, я не могу поручиться за ее вклад.

— Эй, — возмутился Зик, разом позабыв все советы Анжелины, — не смейте так говорить о ней. Она работает не покладая рук, и ей очень тяжко приходится из-за… из-за вас, а как же иначе. Она мне сказала пару дней назад, что на Окраине ее никогда не простят из-за вас.

— Что ж, если горожане не могут ее простить, то с чего должен прощать я? — спросил доктор Миннерихт. Однако, встретив неповиновение со стороны подопечного, добавил: — Тогда случилось много всего. Я и не ожидал, что ты все поймешь. Но давай пока оставим эту тему. Обсудим ее потом. Ведь я только что обрел сына. Такое событие стоит отпраздновать, не находишь?

У Зика никак не получалось успокоиться. С тех пор как он очутился за стеной, в его жизни стало слишком много неразберихи и страха. Он и так подозревал, что ему угрожает опасность. А теперь еще этот человек оскорбляет его мать. Это было чересчур.

Настолько чересчур, что почти уже не играло роли, действительно ли доктор отец ему или нет. Зик и сам не знал, почему ему не верилось в слова Миннерихта. И тут в его памяти всплыли прощальные слова принцессы.

«Как бы он тебя ни уверял, что бы ни говорил, он здесь чужак и вовсе не тот, за кого выдает себя. Правды он тебе никогда не скажет, потому что ему выгодно лгать».

Но что, если он не лгал?

Что, если лгала Анжелина? Ведь сама она, хоть и расписала Миннерихта как монстра, которого боится весь мир, превосходно ладила с воздушными пиратами.

— Я принес тебе кое-какие вещи, — вымолвил доктор и показал ему матерчатую сумку — то ли чтобы отвлечь от внутренней борьбы, то ли просто на прощание. — Через час ужинаем. Яо-цзу зайдет за тобой и отведет ко мне. Вот там-то и поговорим обо всем, чего твоя душа желает. Я отвечу на твои вопросы — уверен, их накопилось немало. Я расскажу тебе все, что тебе хотелось бы знать, ибо, в отличие от твоей матери, я не держу ни от кого тайн — ни от тебя, ни от других. — Сделав шажок к двери, он добавил: — Возможно, тебе лучше оставаться в этой комнате. Если ты заметил, дверь запирается изнутри. Наверху у нас небольшая проблема. Судя по всему, у нашего оборонного периметра скапливаются трухляки.

— А это плохо?

— Конечно же плохо, но не ужасно. Шансов прорваться в здание у них практически никаких. И все же осторожность никогда не помешает.