Экипаж черного корабля - Федор Березин

Фейн не ворочал биноклем, потому не мог с ходу пересчитать машины, только через некоторое время определил, что их пять. Из-за пыли он не сразу понял, что они остановились. Момент прозрения наступил, когда ударило по глазам. На мгновение он подумал, что уже все: отшумела юность, а зрелость пыхнула пеплом. Тем не менее он не закричал и не откатился в сторону, не стоило суетностью выдавать остальных. Некоторое время он ничего не видел, только лопались перед глазами разноцветные шары. Но боли совсем не было, значит, он ошибся — никто в него не стрелял.

Все объяснилось проще: там, впереди, в поле зрения его сфокусированных линз вырезал и съел кусок темени тяжелый танковый огнемет. Еще до восстановления зрительной функции командир разведгруппы догадался о происходящем по запаху.

Огнемет пальнул трижды — глупая трата жалких запасов давно выкачанной из планеты нефти. Кляксами жара высветились из мрака какие-то строения. Пока они догорали, Фейн уже без всякой оптики наблюдал и впитывал происходящее. Осталось неизвестно, кого убил огнемет. Может, вообще никого? Просто кто-то практиковался в стрельбе? Проверял исправность системы пуска? Вдруг просто развлекался? Или решил погреться у живого огня? Последнее предположение подтверждалось тем, что в подвижных крепостях откупорились люки и оттуда выбрались живые, жизнерадостные танкисты. Нет, с расстояния и в свете быстро затухающих огненных языков Фейн не мог разглядеть лиц: просто они разминались, прыгали, стукали друг друга по плечам.

«Имперская армии — гордость и слава, — раздумывал, глядя на это, пришпиленный холодом к каменистой почве Фейн. — Что вы здесь делаете? С кем воюете? Почему вы не там, на берегу моря? Вы ведь так нужны для сброса назад захватчиков». Он напрягал слух, очень желая хоть что-нибудь расслышать, уловить их смех. Ничего не выходило, только иногда долетало потрескивание особо противящихся огню бревен.

Затем, когда Фейн и его группа почти превратились в ледышки, танки наконец двинулись дальше. Теперь удалось пошевелиться, растереть друг другу занемевшие члены, прокашляться и обменяться мнениями. Разведчик Боно, который не снимал с головы звукоусиливающую технику, доказывал, что танкисты говорили на чужом языке.

— Прикалывались! — стукнул его по плечу командир группы. — Видел, какие они веселые?

— Конечно, — кивнул молодой повстанец Боно. — А какие у них каски, заметили?

— Вообще прикол! — заулыбался отошедший от окоченения Фейн. — Маскарад!

Однако командор Лумис после доклада не разделил его веселья.

— Вы хорошо рассмотрели шлемы? — спросил он обеспокоенно.

— Конечно, прямо смех, — все еще радовался жизни командир разведгруппы.

— И на них большущий глаз? Переливается? Похож на живой?

— Ну, насчет переливается, не уверен, — пожал плечами Фейн, — темно ведь, хоть и костры.

— Циклопы, — произнес Лумис тихо, уставясь в одну точку.

— Что, командор?

— Это браши, Фейн. Это браши. Явились не запылились, — сообщил Лумис Диностарио.

И у командира разведчиков отвисла челюсть.

Нельзя сказать, что дирижабль «Пустотелый удалец» являлся старой машиной. Ведь что значит старой? Все познается в сравнении, и нельзя, к примеру, краткий миг — жизнь бабочки — равнять с существованием буравящей небо тысячелетней секвойи. Вот так и эксплуатацию «тянитолкаев» нужно мерить с сородичами, а не с эфемерными умозаключениями. Да, надувные геликоптеры такого вида появились давно и почти нисколько с тех пор не изменились. Зачем это было надо, если дармовое природное топливо из планеты повыкачали, а добываемое из растений ни ценой, ни количеством с ним сравниться не желало? Так что «тянитолкаи» уже десять циклов не производились; зачерствевший слой смазки, берегущий линии сборки, покрылся пылью. Какой смысл строить новые, а тем более разрабатывать что-то, когда стратегических запасов горючего, припасенного к войне, не хватало даже для тех машин, что уже построены? И значит, из того, что «Пустотелый удалец» долго лежал в охраняемом ангаре, следует только его временная давность, но уж никак не изношенность. По внешнему виду он мог дать фору новомодному брашскому рашиду — совсем недавно, в преддверии накатывающейся горячей фазы войны, пущенной в обращение монете. Ведь воздухоплаватели Брашпутиды не часто садились за настоящий штурвал по причине того же топливного кризиса. Они все больше тискали и оставляли перчаточные отпечатки на тренажерах. Так что, можно сказать, «Пустотелый удалец» был совсем не выработанной машиной. По крайней мере он являлся самым надежным из двух оставшихся на борту «Сонного ящера» летательных аппаратов.

Когда-то их значилось четыре, но первый угробили порожденные катаклизмом и невиданные доселе силы природы еще там, на берегу Вдвойне Теплого Утра, а второй потеряли при разведке прохода в горах: ведь нужно же было гига-танку вести хоть какую-нибудь рекогносцировку во время похода по неведомым тропам эйрарбакского континента? Судьба этого «тянитолкая» осталась тайной. Скорее всего он попал на прицел каких-то недобитых «баковских» пэвэошников, но тем не менее Мурашу-Дид еще долго «рыл землю», разыскивая корни заговора на борту. Он опасался, что экипаж исчезнувшего с экранов «купола» дирижабля уже дает показания где-нибудь в верхних эшелонах Расового Наблюдательного Комитета. Гораздо более грамотный по технической части Тутор-Pop не верил в параноидальное предположение, он предусматривал такой вариант с самого начала и проконтролировал заправку геликоптера лишь минимально необходимым запасом горючего. Так что даже до ближайшей линии фронта машина при всем желании не смогла бы дотянуть. По крайней мере теоретически, но кто теперь мог дать гарантию, что где-нибудь в высоте не дуют какие-то сверхскоростные воздушные течения, способные унести летательный аппарат хоть к бесам Оторванной Черепашьей Головы? Так что вероятность дезертирства потерянного «тянитолкая» все-таки допускалась, а для убеждения в обратном возможности не существовало, ведь не могли же они в самом деле исследовать все окружающие ущелье Верблюжья Шея скалы на предмет поиска обломков?

Парящий в настоящий момент «Пустотелый удалец» являлся, как уже говорилось, лучшим, то есть наименее изношенным из оставшихся боевых летающих машин. Кроме того, он показал себя молодцом при захвате эйрарбакского предателя и в нескольких бомбардировочных вылетах в долину. То, что его близнец, дирижабль-геликоптер «Черный клык», находящийся в походном положении с самого экватора и до сих пор ни разу не летавший, имел большую изношенность, было обычным нонсенсом военно-технической судьбы. После полета над заливом Северного Сияния у его собратьев выявили целую серию неисправностей — устранимых, но тем не менее внушающих опасения. Некоторых сменных блоков и модулей, а также мелкой технической дребедени в запасе не имелось. Пришлось пустить законсервированный «Черный клык» «в расход» — с него сняли все, что могло пригодиться для ремонта. А любой военный техник знает: как только в отношении какого-то сложного устройства производится шажок в направлении энтропии, движение становится однонаправленным навсегда, до превращения в гору металлолома. Самое интересное, процесс происходит так исподволь и незаметно, что, согласно документации, техника по-прежнему соответствует стандартам высочайшей боевой готовности. По всем этим причинам «Пустотелый удалец» «отдувался» за двоих.