Дело без трупа. Неоконченное дело - Лео Брюс

Когда Биф приступал к тому, что сам несколько двусмысленно называл «рутинной работой», к нему возвращались старые привычки штатного сотрудника полиции и он следовал строгому почасовому расписанию, словно отбывал смену на надоевшей службе. Причем в этом я и не сомневался; его можно было считать оригинальной личностью, поскольку все остальные частные сыщики, о приключениях которых мне доводилось читать, приступали к поиску отпечатков подошв на земле почему-то неизменно ближе к полуночи, а для самых рядовых допросов могли являться к людям под утро, устраивая им сцены в духе «Гран-Гиньоля»[12].

Зато Биф брался за дело (обычно непосредственно на месте преступления) с необычайной пунктуальностью, но не раньше десяти часов утра, делал перерыв на обед, который по неведомым причинам всегда именовал «ужином», а ровно в шесть часов уже сворачивал деятельность. Это не значило, что порой он не мог отправиться на ночную прогулку в поисках улик или занять позицию для слежки рано поутру, но для подобных подвигов ему требовалась какая-то крайне важная причина, более серьезная, чем желание добавить чуть-чуть колорита в сочинения своего постоянного биографа.

На следующий день, когда я встретил его, он был молчалив и напустил на себя важный вид, а мне лишь торжественно объявил, что собирается провести «пару дополнительных дознаний». На мои попытки выяснить, в чем они будут заключаться, Биф ответил только:

— Сами увидите.

И больше не вымолвил ни слова до нашего прибытия в Сайденхэм.

В «Кипарисах» он сразу же потребовал вызвать к себе Эда Уилсона, и молодого человека привели к нам в библиотеку. Мне сразу же бросилась в глаза разительная перемена в его манере поведения по сравнению с той, что мы наблюдали при первой с ним встрече. Вместо агрессивного и почти нагловатого Уилсона, дававшего показания в прошлый раз, перед нами предстал встревоженный и испуганный парень, опасавшийся каждого следующего вопроса еще до того, как его задавали.

— Значит, вам нечего мне больше сообщить? — спросил Биф, пристально глядя ему в лицо.

— Нет, сержант, нечего, — ответил шофер и выразительно помотал головой.

— Вы уверены? — настаивал Биф.

— А почему вы думаете, будто я знаю о чем-то еще? — задал встречный вопрос Уилсон, к которому немного вернулась прежняя развязная уверенность в себе.

— Хорошо, остановимся пока на этом, — сказал Биф, — но только, если вы что-то скрываете, примите дружеский совет: выкладывайте все немедленно. А сейчас я хотел бы осмотреть летний домик.

Вот это искренне поразило Уилсона.

— Летний домик? — переспросил он.

— Да, тот самый летний домик, где, как вы прежде сказали, мог провести ночь забравшийся в усадьбу старый бродяга.

— Ах да! — воскликнул Уилсон. — Я теперь вспомнил тот разговор.

Биф взял свою шляпу, и мы последовали за шофером к парадной двери.

— Отвратительная погода нынче утром, — заметил Биф, когда на мрачноватой подъездной дорожке в лицо ударил порыв сильного и влажного ветра.

Никто из нас не отозвался на его комментарий. Мы двинулись по полосе гравия, проходившей вдоль окон, и вышли на небольшую лужайку позади дома, которую когда-то, вероятно, использовали как площадку для игры в крокет. Мы пересекли ее и обнаружили наполовину скрытую растительностью пришедшую в упадок постройку, какие садовники лет пятьдесят назад так любили размещать на самых видных местах приусадебных садов. Теперь она выглядела скорее похожей на сарай, нежели на летний дом. Еще до того, как Уилсон открыл дверь, я почувствовал запах подгнившего дерева и заранее знал, что мы непременно увидим внутри склад самых разнообразных садоводческих инструментов и приспособлений. И оказался прав. Это место уже много лет использовалось всего лишь как хранилище, а запах исходил от насквозь отсыревших досок пола.

Биф вдохнул воздух с шумом пылесоса, приведенного в действие молодым и полным желания угодить клиенту продавцом электротоваров.

— Гм, — хмыкнул он и внимательно огляделся по сторонам. Минуту спустя сержант вдруг наклонился и поднял с пола три или четыре небольших обрывка бумаги. Каждый из них имел размеры примерно в дюйм на три четверти дюйма, причем если один из краев фрагмента оставался идеально ровным, то противоположный был либо обугленным, либо неровно оторванным от чего-то. Он брал каждый обрывок, зажав между своими пухлыми указательным и большим пальцами, а потом аккуратно вкладывал среди страниц своего блокнота.

— Очень хорошо, — проворчал Биф, нарочито стремясь казаться загадочным.

Убрав блокнот, он не стал подвергать сарай дальнейшему осмотру, а встал в дверном проеме и оглядел пространство, находившееся с той стороны, откуда мы пришли.

— Так. Если бы кому-то глубокой ночью понадобилось пробраться отсюда к воротам без риска оказаться замеченным из окон дома, — сказал Биф, — то он пошел бы этим путем, верно? — И он широким жестом обвел лужайку, которую совсем недавно мы пересекли. — Но вот сделать это уже утром после рассвета, — продолжал сержант задумчиво, — на виду из всех окон было бы опрометчиво, и он предпочел обходной маневр.

Теперь Биф указал на едва заметную тропинку, проходившую под сенью росших вдоль края лужайки деревьев и тоже ведшую к самым воротам.

— Мы изучим оба этих маршрута, — подвел он итог сказанному.

— Но, Биф, — посчитал нужным вмешаться я, подмечая характерную порой для сержанта нескладность и алогичность мышления, — что, черт возьми, вы рассчитываете обнаружить? Если отпечатки подошв, о которых вы упоминали, здесь прежде и были видны, то их давно смыло дождями.

— Я не собираюсь искать следы ботинок, — ответил мне Биф.

И он направился поперек лужайки в ту сторону, куда указал сначала, оглядывая своими большими, чуть слезившимися глазами газон вокруг себя. Так сержант дошел до самых ворот, ни разу не остановившись, а потом вернулся к летнему домику.

— А теперь второй вариант, — объявил он и повторил ту же процедуру осмотра вдоль второго из вероятных путей, но и теперь, по всей видимости, ничего не нашел.

— Это забавно, — произнес Биф ничего не значившие слова и мягко потянул увлажнившиеся кончики усов.

Через некоторое время он снова принялся неспешно размышлять вслух.

— Если некто, пробиравшийся этим путем, нашел что-то, выброшенное кем-то другим, покидавшим дом обычной дорогой, то где находится наиболее вероятное место для такой находки?

— Обычно таинственные находки обнаруживают на чердаках, — с усмешкой подсказал я.

— Нам сейчас не до шуток, — бросил на меня строгий взгляд Биф. — Я говорю совершенно серьезно. Неужели вам непонятен смысл моего вопроса? Должно быть место, где что-то, брошенное оттуда, могло попасться на глаза человеку, пробиравшемуся одним из этих двух путей.