Коготь и цепь - Анастасия Машевская

В воздухе пахнуло предгрозовой влагой, хотя солнце за окном ярко светило в чистом небе. Ладомары поежились, Шиада чуть улыбнулась краешком губ, Ганселер замер. «Да, – подумала жрица, – вот теперь покров чар величия вокруг достаточно густой, чтобы эти выродки осознали, с кем говорят».

– Мы устали с дороги. Обсудите между собой наше условие. – Шиада поднялась на ноги. – Буду ждать новостей.

В тот день гости не покидали отведенных комнат. Им приносили снедь, но в остальном не беспокоили. «Ну, по крайней мере, они ненавязчивы», – улыбнулась женщина, пожелав Ганселеру спокойного сна под покрывалом Нанданы. Сейчас ей и самой было спокойнее, чем раньше в кабинете Ладомаров, и удалось быстро уснуть.

Чего нельзя было сказать о Тароне: лорд прокрутил в голове все варианты последствий от всех доступных ему решений в данной ситуации. Дом Лигаров по обеим линиям связан с семьей Страбонов, в каком бы то ни было споре король никогда не поддержит его, Тарона. А вот если бы у них был другой король, из семьи, которая была родственной трону в течение сотен лет, из города, который больше тысячелетия был центром страны…

«Да, ночные размышления могут далеко завести», – хмыкнул старик сам себе. Жаль, у него в свое время не оказалось ни дочери, ни сестры, годной для брака с Нирохом или с Тройдом.

Ладно, согласиться на этот фарс с помолвкой все равно придется. А пока она тянется, стоит подумать, как определить Лоре за кого-нибудь более полезного и дружественного. Сыновья Хорнтелла еще не женаты, кажется…

Надо пригласить Клеоса погостить, Лоре девочка неглупая, сообразит, что к чему.

Без особой искренности Шиаде предложили погостить день-другой, чтобы обсудить детали помолвки. Та свела разговор к минимуму и учтиво отказалась. Нехорошо ведь оставлять без матери малютку Тайрис, объяснила она насупившемся Тарону. Так что пусть не сочтет оскорблением.

Таммуз Далхор опоясался мечом. Не далее как неделю назад аданийский царь Тидан разрешил пленному царевичу не только упражняться с оружием, но и постоянно носить его. Царевич оглядел в зеркале красный с черным наряд (в освещении комнаты обычно серые глаза отливали оттенками хрома) и, убедившись, что тот сидел превосходно, вышел.

С ситуации на рынке прошло две недели. Алай больше никак не пытался связаться с сыном: еще бы, царь всецело увлечен свадьбами старших детей, которые, конечно же, куда важнее младших отпрысков-изгнанников.

За завтраком того дня Таммуз был всяко учтив с Салинами: вежливо отвечал на вопросы, немножко шутил, не лез с ненужными комментариями, как бывало раньше. Нередко просил как всегда сидевшую рядом Майю передать масло или мед и случайно касался пальцами ее руки. А встав из-за стола, тихонько предложил царевне прогуляться по Аллее Тринадцати Цариц. Он шел рядом и слушал ее рассказы о былых правительницах, которые, обладая хорошей памятью, прекрасно знал с первых дней пленения. Но, учитывая обстоятельства, Таммуз спокойно признавал необходимость послушать историю еще раз, несмотря на то что до цариц ему не было дела. И до Майи тоже.

– Вы слушаете меня? – улыбнулась девушка, глядя в полное сосредоточенности лицо Таммуза.

– Конечно, – немедленно отозвался царевич, и лоб его разгладился. Таммуз с улыбкой посмотрел на девицу: да, ему нравились совсем другие – повыше, не такие костлявые, с более выразительными глазами и бедрами.

– Мне интересно все, что вы говорите, – проникновенно заверил Таммуз.

– Правда? – кокетливо поинтересовалась Майя. Таммуз сразу откликнулся таким взглядом, от которого девицу бросило в дрожь. Потеряв уверенность и смутившись, Майя отвела глаза и начала безотчетно вертеть на пальце кончик узкой каштановой косы.

Таммуз, усмехнувшись про себя, остановился, поймал пальцы Майи и поднес к губам:

– Я не посмел бы вам врать.

Майя вовсе покрылась багряными пятнами, высвободила ладонь и, пробормотав что-то неразборчивое, потупила взор. Таммуз, конечно, ей не противен, но она вряд ли испытывала к нему нечто большее, чем симпатию. Царевна сделала шаг дальше по аллее, но Далхор не торопился и легонько положил руку ей на плечо в останавливающем жесте.

– Если вы позволите, я бы проводил в вашем обществе больше времени, слушая рассказы о правителях древности.

– Вам так… т-так интересна история Адани? – заикаясь и глядя себе в ноги, спросила Майя, просто чтобы сказать хоть что-нибудь.

«Ну что тебе на это ответить?» – внутренний голос прозвучал не то издевательски, не то удрученно.

– И она тоже, – произнес царевич вслух. Майя по-прежнему топталась на месте, бессмысленно шевеля губами. Подавив приступ острого раздражения, Таммуз не нашел ничего лучше, как продолжить прогулку. Похоже, его замысел потребует больше сил и терпения, чем казалось.

Они прошли еще около десяти метров, прежде чем Майя, расхрабрившись, ответила:

– Я бы с радостью, ваше высочество, но не думаю, что моему отцу это понравится.

«А его-то кто будет спрашивать?!» – едва не сорвалось с юношеских губ. Но царевич сдержался: раньше он говорил все, что думал. Теперь поумнел.

– Отчего владыке быть против? – учтиво произнес он. – Мы ведь теперь родственники.

Майя внезапно остановилась посреди аллеи и уставилась на царевича, недоуменно моргая светлыми глазенками.

– И впрямь.

Линетта едва уложила Норана спать, попрощалась с принцессой и принцем и отправилась к себе. Села на кровать и уставилась на противоположную стену пустыми глазами. В годы учения на Ангорате она редко задумывалась над тем, что ей внушали. Но здесь, в Иландаре, убедилась – пути Богини действительно неисповедимы. И единственный человек, который может иметь хоть какие-то о них представления, Нелла, не собиралась делиться знаниями с ней, простой жрицей.

Если храмовница, отправляя Линетту сюда, подразумевала под важной миссией помереть старой девой в заботах о детях Тройда, стоило ли так важничать? Неужели нельзя за ее труды хотя бы позволить ей быть с Гленном. Ведь сколь бы друид ни говорил, что будет ждать, сколько потребуется, вечно он дожидаться не станет: либо возьмет силой, и тогда нет Линетте пути на Ангорат (с ослушницами Нелла строга, как показал пример Шиады), либо отвернется и уйдет своей дорогой.

Прежде в храме ей внушали, что все тропы Праматери равно почетны, включая девственницу Тинар. Ей говорили, что жизнь жрицы не зависит от мужчины. Да что за уродливая карга выдумала эти байки?! Если бы не ее проклятая клятва Тинар, она бы уже… она бы уже…

Линетта грустно улыбнулась: это с ней столица сделала?

Из глубоких дум Линетту вывело непрошеное видение: легка на помине! Нелла настойчиво взывала к ней из недр Ангората с очередным поручением. Закачавшись, жрица обеими руками уперлась в кровать, на которой сидела, чтобы не завалиться вовсе. Из воздуха перед кроватью соткался тонкий мерцающий призрак храмовницы.