Час ведьмы - Крис Боджалиан

— Знаю, что вы хотели сказать. Но всем нам также известно: это страшный человек. Если кто и выказывает признаки одержимости, так это тот, кто вгоняет вилку в руку другого. Вы и о половине его зверств не знаете.

— Ты намерена обвинить его, а не Кэтрин? — спросил Джеймс.

— Никого я не собираюсь обвинять!

— Но ты обязана, — возразила Присцилла.

— Посмотрим. Но, мама, я много думала об этом. Пожалуйста, пойми: я готова сражаться. Правда. Не потому, что надеюсь увидеть грядущую весну, а потому что, к добру или нет, но Господь создал меня такой.

— Продолжай, — попросил Джеймс.

— Если я проиграю — а мы все знаем, что это более чем вероятно, — то найду утешение в знании, что Господу известны мои печали и что Он чувствует мою боль. Он чувствовал каждый шип в венке Его сына. Он чувствовал укус каждой римской плети. Он чувствовал агонию каждый раз, когда в крест вгоняли гвоздь. В такие минуты соединяются любовь и плач, и в эти моменты мы обретаем Господа.

Присцилла, плача, осела на пол, и Джеймс и Мэри присели рядом с ней. Мэри поцеловала мокрые щеки матери и прошептала ей на ухо:

— Дьявол искушал меня. Но в итоге я воспротивилась. Я верю, что Господь читает в моем сердце и — если до этого дойдет — почувствует хватку петли и опечалится.

Вместе с Бенджамином Халлом Мэри прошла по темному коридору, который вел к входной двери с внушительными железными шипами, — в первый раз за много дней ей позволили выйти. На ней была одежда, которую вычистили слуги родителей, и от нее не доносилось ни ее собственного запаха, ни вони тюремного камня.

Халл заверил Мэри, что обошел свидетелей, собирающихся засвидетельствовать ее доброту и веру, в том числе встретился с преподобным Джоном Элиотом — он расскажет о ее работе с Хоуками. Многое будет зависеть от ее слова против Кэтрин Штильман, но это значит: в итоге Мэри придется перевести стрелки на служанку, что может вылиться в смерть последней. И Мэри не была уверена, что сможет подтвердить без веских доказательств, что Кэтрин одержима и заслуживает виселицы. Эта девушка вызывает у нее отвращение, но в тот миг, когда Мэри опрокинула кружку Томаса с ядом, она осознала, что неспособна на убийство.

По крайней мере, Кэтрин ничего не знает про аконит. Никто из ее противников — также. Даже ее нотариусу неизвестно, потому что она не собирается рассказывать ему. О ее замысле осведомлены только два изгнанника в Натике и Констанция Уинстон. У всех них свои причины не делиться тайной с бостонскими магистратами.

Мэри знала, что, несмотря на чистую одежду, выглядит очень плохо, когда подошла к своей матери у подножия лестницы в ратуше. Она увидела это в глазах Присциллы. Мэри попыталась развеселить ее, сказав:

— Как только меня оправдают, Томас больше не захочет меня видеть. Он со мной разведется, и я все-таки получу то, чего хочу. Просто потребуется чуть больше времени, чем мы предполагали.

Но ее мать не улыбнулась, а капитан стражи не позволил ей побыть с родителями. Он подтолкнул ее к лестнице, и Джеймс и Присцилла последовали за ними.

Сегодня дело Мэри рассматривали первым, но в зале было уже многолюдно. В конце концов, судили ведьму и стоял безоблачный зимний день. Бездельничать никто не хотел, так же как и пропустить такое зрелище. Однако Томаса в зале не оказалось. Нотариус предупредил Мэри, что ее мужа могут вызвать для дачи показаний, но это маловероятно: ему нечего добавить ни к обвинению суда, ни к свидетельству Кэтрин.

— А что, если я обвиню его? — спросила Мэри у Халла, пока они ждали начала заседания. — Например, скажу: «Я видела, как Томас вырезал метку Дьявола на пороге в ночь перед тем, как меня арестовали, и он угрожал убить меня, если произнесу хоть слово»? Разве мужчины, которые, по их собственным словам, хотят правосудия, не потребуют, чтобы он явился? И не будет ли этого достаточно, чтобы магистраты всё-таки открыли глаза на зло, процветающее в том месте, которое некогда было моим домом?

— Вы намерены выдвинуть подобное обвинение? — спросил нотариус, и по его тону Мэри не поняла, встревожило или порадовало его это предположение. Они обсуждали такую возможность, когда продумывали ее защиту, но не всерьез.

— Нет, — сказала она. — Никто этому не поверит и даже не подумает позвать его — так я считаю.

Джеймс Берден посмотрел на дочь.

— Но, по-твоему, это возможно — что твой муж одержим? — спросил он. — Знаю, что ты не видела своими глазами, что он вырезал метку. Но возможно ли, что он одержим?

— Я в это не верю. А верю только в то, что он чудовище и, бесспорно, заслуживает того пламени, которое Господь уготовил ему.

В другом конце зала она заметила Кэтрин. Служанка стояла у стены и демонстративно смотрела куда угодно, только не туда, где находилась ее бывшая госпожа. Можно было подумать, что Кэтрин нервничает, вероятно, так оно и было. А может быть, это просто игра. Мэри известно, какой это грозный и хитроумный противник.

Магистраты вошли в зал, и вновь пристав ударил жезлом по полу. Но это был уже другой суд: на этот раз Мэри была не горожанкой, обратившейся к судьям с прошением, а женщиной, обвиняемой в чудовищном преступлении. Она попыталась поймать взгляд Ричарда Уайлдера, друга ее отца, но он намеренно не смотрел на нее. Тревожный знак, но такое поведение скорее разозлило Мэри, чем испугало. Она на самом деле была в ярости, и пять дней в заточении не сломили ее боевого духа, а только разожгли его.

Она стояла перед магистратами, в аккуратно повязанном чепце, и слушала, как губернатор Джон Эндикотт зачитывает обвинение:

— Мэри Дирфилд, вы обвиняетесь в колдовстве. Есть множество свидетельств, подкрепляющих данное обвинение. Скажите нам прямо, чтобы мы понимали, из чего следует исходить: хотите ли вы признаться в том, что пали жертвой искушений Дьявола и заключили договор с Нечистым?

Иными словами, подумала она, стану ли я просить милости у суда, милости, которую они вряд ли окажут? Разумеется, она не станет это делать.

— Нет, — ответила она твердым голосом. — Я не хочу говорить это, потому что эти слова были бы ложью. Я не состою в сговоре с Дьяволом. Скорее всего, я стала жертвой самой что ни на есть коварной и одержимой ведьмы.

— Очень хорошо. Если вы виновны, то не ждите от суда снисхождения.

Мэри кивнула и отступила.

Эндикотт посмотрел на Калеба Адамса. Очевидно, Адамс будет выступать обвинителем. Все-таки этот человек получил то, чего хотел: суд над ведьмой.