Лачуга должника и другие сказки для умных - Вадим Шефнер

Катя очень обрадовалась этому известию, а Алексей радовался, глядя на неё. На девушке была чёрная юбка и кофточка из шотландки, которая ей очень шла. Кофточка была в зелёную клетку с чёрными поперечинами и застёгнута была на зелёные пуговицы из пластмассы.

– О чём вы задумались? – спросила вдруг Катя.

– Так, – ответил Алексей. – Эти пуговки очень похожи на леденцы.

– Это хорошо или плохо?

– Это не хорошо и не плохо, – ответил Алексей. – Но мне – нравится.

– Как странно, – сказала Катя. – Как странно! Мне эти пуговицы тоже напоминают леденцы, но никто никогда не говорил мне об этом.

– Вам теперь будут присылать учебные программы, – сказал Алексей. – Если дороги будут плохими, я всё равно буду доставлять вам эти программы.

– Спасибо, – сказала Катя. – Я буду этому рада, Плохо только, что на первом курсе есть химия.

– Не нравится химия? – удивился Алексей.

– Даже хуже, – ответила Катя. – Видите вон ту большую осину? Нравится она вам?

– Ну вижу. По-моему, хорошее дерево. И слышите, как звенят листья?

– А если б вы тёмной ночью сюда пришли, и я вам показала бы в ту сторону и спросила: «Нравится вам осина?» Вы бы сказали: «Звенит, а какая она – не знаю». Вот так для меня химия.

– Я вам буду помогать, – сказал Алексей.

– Вот спасибо, – обрадовалась Катя. – А то я так её боюсь, что в школе на уроках химии стихи писала, чтоб не так страшно было. На одном уроке вот какое стихотворение написала:

Потом она сказала:

– Я знаю, это не очень удачно, Но ведь это для себя. Мы летом тут в речке часто купаемся, а иногда я одна хожу купаться на лесное озеро, это три километра отсюда. Как я там плаваю, как ныряю – никому и дела нет, а самой мне там нравится. Вот так и стихи.

Эта ночь на болоте и последовавшее за ней знакомство с Катей оказали на Алексея Возможного странное, как может показаться на первый взгляд, воздействие. Вернувшись домой, он затребовал из Самолётостроительного института документы и вскоре уехал в ближайший райцентр, где поступил на курсы работников почтовой связи.

Многие дивились, и до сих пор дивятся, почему он при своих способностях избрал столь скромный и столь невысоко оплачиваемый трудовой путь. Одни считают, что здесь повлияло стремление быть ближе к Кате; другие напирают на то, что мать Алексея Возможного была уже в предпенсионном возрасте, часто хворала, и сын не захотел оставлять её в одиночестве; третьи же предполагают, что в ту ночь, когда Алексей сидел в лесу, ожидая рассвета, он вовсе не спал, а думал о крыльях для человечества и так чётко представил их себе, что уже не хотел будто бы тратить время на институт, стремясь поскорее взяться за работу.

Однако из поздних дневниковых записей Алексея Возможного видно, что конкретных мыслей о крыльях у него тогда не возникало. Он пишет: «О крыльях я в те дни ещё не думал. Но у меня появилось чувство, которое я назвал бы так: предзнание. Я знал, что надо что-то найти и что будущая находка где-то рядом».

По окончании курсов Алексей Возможный был направлен в родное село, где занял место помощника начальника отделения связи. Оно было свободно, так как его предшественник недавно ушёл на пенсию.

В Ямщикове дивились тому, что столь способный человек избрал себе столь малоперспективную специальность. Над ним даже подшучивали – впрочем, весьма добродушно. Девушки, например, сложили о нём частушку, которую несколько раз исполнили со сцены деревенского клуба:

Как видите, песенка вовсе не обидная. Надо заметить, многим даже пришлось по душе, что талантливый юноша выбрал такой скромный путь и остался в родном селе. Когда же Алексея спрашивали, неужели ему не хочется поехать учиться в большой город или поездить по белу свету, он отмалчивался. Но, как нам теперь известно, однажды он сделал в своём дневнике такую запись: «Я думаю, что внимательное созерцание квадратного метра поля или луга, когда наблюдатель находится в состоянии душевного покоя, даёт сознанию большее ощущение простора и полноты жизни, нежели тысячекилометровые переезды и перелёты и многократная смена мест обитания. Каждый сам в себе носит свой простор».

Впрочем, Алексей не был таким уж неколебимым домоседом. Когда в Москве был объявлен международный турнир на лучший результат шахматной игры с новейшей логической электронной машиной, он испросил у начальника почты отпуск и направился в столицу. Предварительно он выучился игре в шахматы по самоучителю и сыграл несколько партий с местным чемпионом, счетоводом Петром Степановичем Бирюковым.

Условия международного турнира были таковы. Первая премия предназначалась тому, кто сыграет с машиной вничью; вторая – тому, кто сдастся ей не ранее тридцатого хода. О выигрыше речи не было, так как считалось, что человеку победить в игре эту машину невозможно. Однако Алексей, сыграв три партии, в первой сделал ничью, а две остальные выиграл.

Получив довольно крупную денежную премию, он накупил целый контейнер книг по самым различным отраслям знаний, а также много подарков для матери и односельчан. Кате же он привёз очень дорогую электронную собаку. Она была размером со шпица и умела бегать, прыгать и лаять. Больше никаких достоинств у собаки этой не было, а к тому же она сразу сломалась. Вообще справедливости ради надо сказать, что, хоть Алексей и любил делать подарки, но выбирать их не умел. Все его покупки – если только речь идёт не о книгах и не об инструментах – поражают своей непрактичностью и никчёмностью.

Вернувшись в Ямщикове (ныне Возможное), Алексей продолжал работать на почте. В дни большой нагрузки, перед праздниками, а также в плохую погоду, он сам охотно разносил корреспонденцию по дальним деревням. Не скроем, что всего охотнее носил он письма и газеты в деревню Дальние Омшары.

Так прошло два года.

Однажды весной, в первый день своего отпуска, Алексей Возможный зашёл в сельский клуб. Здесь висела свежая стенгазета, в которой наряду с прочими злободневными материалами был помещён рисунок местного художника Андрея Прокушева. Рисунок изображал молодого человека с сумкой на боку, из которой торчали письма и газеты. Молодой человек этот сидел на велосипеде. Точнее, падал вместе с велосипедом, так как ехать не мог: велосипед по втулки увяз в дорожную грязь.