Под южным солнцем - Маргарет Пембертон

— Я знаю, — сокрушенно сказала она, желая снова взять его за руку и дать понять, что очень сожалеет о вырвавшихся у нее от безысходности словах. — Я знаю, что невозможно ничего изменить. Я не хотела об этом говорить, и больше это не повторится.

— Ты имеешь на это право, — глухо произнес он. — Ты рождена, чтобы быть женой и матерью, а не любовницей.

Джулиан повернулся к ней, и у него перехватило дыхание.

На Катерине были платье из розовато-лилового муслина и широкополая шляпа того же оттенка. На ногах — чулки и туфли цвета слоновой кости, а на шее — тяжелая нитка жемчуга. Она выглядела такой красивой и элегантной. При мысли о том, чем она рискует, вступив с ним в связь, его охватили мучительные сомнения. Не слишком ли многого он от нее требует? Не разрушит ли его эгоизм ее жизнь?

Мимо прошла еще одна пара. Впереди Петр исчез из виду за развалинами крепости.

Джулиан снова взял Катерину за руку. Остановившись, он повернул ее к себе лицом.

— Я люблю тебя, — горячо сказал он, желая ее обнять и крепко прижать к себе, чтобы она ощутила в его объятиях силу его любви. — Я хочу всегда быть с тобой, но на законных основаниях это невозможно, а любой другой способ причинит боль твоим родителям и Петру. Мы можем рассчитывать только на короткие встречи, но всегда существует вероятность, что тебя могут заметить входящей или выходящей из моего дома. Кроме того, начнутся толки о том, что твое присутствие на наших прогулках с Петром совсем не обязательно, ведь я его дядя, и потому немного подозрительно.

От выражения его глаз внутри у нее все сжалось.

— В чем ты пытаешься меня убедить, Джулиан? — Ее голос слегка дрожал, несмотря на все ее старания. — Ты хочешь сказать, что тоже многим рискуешь? Что наша связь может тебя скомпрометировать?

Если бы их отношения действительно угрожали его карьере, она без колебаний оставила бы его. Она не могла бы жить в согласии с собой, если бы ее эгоизм мог навредить его положению.

Он покачал головой, и солнце блеснуло в его волосах.

— Я думаю не о себе, — сказал он нахмурившись. — Меня беспокоишь ты и то, чем, ты рискуешь. А риск очень велик, дорогая. Возможно, даже слишком. Ради тебя, Петра и твоих родителей, может быть, лучше…

— Нет! — Она прижала пальцы в перчатках к его губам, широко раскрыв глаза. — Не говори так! И даже не думай! То, что случилось между нами, превосходит мои самые смелые мечты! Больше мне ничего не надо!

Джулиан облегченно вздохнул. Он нежно отвел ее руку от своего рта и поцеловал тыльную сторону ее ладони.

— Я люблю тебя, — хрипло произнес он. — Верь мне.

Хотя на глаза Катерины навернулись слезы, она сияла улыбкой. Они все выяснили. Несмотря на то что они не смогут жить вместе так, как им обоим бы хотелось, они будут любить друг друга, никому не причиняя вреда.

Когда Петр побежал по дорожке им навстречу, Джулиан неохотно выпустил ее руку. Он тоже решил, что их отношения могут длиться очень долго, и, хотя брак исключен, ему хотелось по возможности не испытывать угрызений совести. Он с горечью подумал о том, как Наталья отнесется к его намерению с ней развестись.

За время пребывания в Белграде он послал ей короткое письмо, в котором просил почаще сообщать о Стефане. В ответ стали приходить выдержанные в холодном, высокопарном стиле письма-записки, и ни в одном не было ни слова о том, как живет Наталья, о ее будущем ребенке или о том ужасном положении, в которое они попали.

Когда Петр схватил Джулиана за руку, упрашивая пойти с ним в развалины крепости, он решил, что, вернувшись в миссию, напишет письмо своему адвокату.

* * *

Джулиан много времени проводил на службе и поздно возвращался в свой домик с белыми стенами неподалеку от площади Теразие.

По понедельникам, четвергам и пятницам он покидал миссию днем под предлогом встречи с одним из многочисленных политиков — это входило в его обязанности, а Катерина спешила на встречу с ним, оставив Петра на занятиях музыкой или французским.

Их любовная близость стала для нее откровением. За время своего короткого замужества с Иваном Злариным она лишь выполняла в постели супружеский долг, стараясь быть по возможности нежной, но никогда не испытывала взаимной страсти. Ее тело оставалось безучастным к ласкам мужа.

Теперь же, в объятиях Джулиана, оно больше не было бесчувственным. Умело и чутко он переносил ее через невидимый барьер в страну, о существовании которой она даже не подозревала; в страну, где все ее существо растворялось в неведомых прежде ощущениях. Когда Катерина впервые изведала всю глубину первобытного сексуального наслаждения, испытанные ею эмоции потрясли и даже испугали ее. Джулиан ласково ее успокаивал, обращаясь с ней не как с вдовой, имеющей ребенка, а как с новобрачной.

В августе он получил короткое послание от Натальи. Она родила ребенка. Это была девочка, вполне здоровая, хотя и весила при рождении чуть больше двух килограммов.

«Твои родители считают, что она родилась преждевременно, и я не стала их разуверять, — писала Наталья. — Я назвала ее Зоркой в честь подруги моей матери княгини Зорки».

— Полагаю, мне следует быть благодарным матери за то, что она по крайней мере считает ребенка моим, — разгневанно сказал Джулиан, сообщая новость Катерине. — Хотя Бог знает, как она отнеслась к такому имени. Леди Филдинг питает отвращение ко всему иностранному, а имя Зорка вряд ли можно считать английским.

Он скомкал письмецо так, что суставы его пальцев побелели.

— Интересно, известен ли ей адрес Кечко? — спросил он, с трудом скрывая боль. — Оценит ли он то, что его дочь названа в честь черногорской княгини?

На свои вопросы он не ждал ответа, и Катерина хранила молчание, глубоко потрясенная его переживаниями.

* * *

В конце месяца Сиси обручилась с одним из придворных, которого очаровала на балу, а неделю спустя в Белград вернулся Макс со своим маленьким сыном, но без жены-гречанки.

— Макс овдовел, — сообщила Вица Катерине. — У его жены была чахотка, и, хотя Макс возил ее в Швейцарию в надежде, что она там поправится, лишения военных лет оказались для нее чрезмерными. Она умерла месяц назад. Что чувствует Макс — трудно сказать. Он всегда был замкнутым, а после войны стал совсем нелюдимым.

Катерина не сомневалась в том, что чувствовал сейчас Макс.

Он не относился к мужчинам, которые легко влюбляются, и, будучи по природе молчаливым, переживал свое горе в одиночку. Ей очень хотелось выразить ему свое сочувствие, но он их не навещал, а она не хотела нарушать его уединения.

* * *

В конце сентября Джулиан получил из Лондона предписание покинуть Белград и прибыть в Британское посольство в Париже. Он знал, что рано или поздно это случится, и заранее решил уйти с дипломатической службы, чтобы не расставаться с Катериной. Он мог бы остаться в Белграде и по рекомендации Алексия стать советником князя-регента.