Я, маг! - Дмитрий Казаков

В «Олене» Свенельда не оказалось. Недолго думая, Харальд снял комнату и пошел бродить по городу. Сидеть в жарком душном зале или в одиночестве куковать в комнате не хотелось.

Он шел без цели и смысла, вокруг разговаривал смеялся и пел Бабиль, из окон выплывали запахи готовяшейся пиши, шныряли уличные мальчишки, и при их виде рука сама собой придерживала кошель. Ведь срежут, да еще и гадость какую-нибудь к поясу привесят.

В городе, судя по всему, давно не было дождей. Сапоги поднимали желтую пыль, которая немилосердно ела горло и глаза. Хотелось чихать, и зрение туманилось из-за невольно выступающих слез.

Вскоре Харальд забрел в ту часть города, в которой ранее не был. Миновал улицу, почти целиком заполненную домами кожевников с ее резким, бьющим в нос запахом, и оказался на берегу небольшой речушки или, скорее, крупного ручья, что с неторопливым журчанием бежал на запад, к реке.

Зрелище прозрачной текущей воды неожиданно оказалось завораживающим. Харальд просто не мог оторвать глаз от бликующей жидкости, переливающейся маленькими радугами под солнечными лучами. В глубине смутными тенями носились рыбешки, на самом дне шевелили длинными тонкими пальцами водоросли.

От созерцания его отвлекли звуки человеческих голосов. Харальд поднял голову и принялся оглядываться.

Чуть ниже по течению, в тени ивы, что свесила гибкие ветви, усеянные продолговатыми темно-зелеными листьями, до самой земли, стояли двое. Столь неподвижно, что Харальд поначалу их попросту не заметил.

Им же, судя по всему, было глубоко все равно, смотрит на них кто-нибудь или нет. Типичная парочка городских влюбленных. Парень, высокий и стройный, судя по одежде – мастеровой, и девушка, почти девочка, скорее всего – дочь богатого ремесленника или средней руки купца.

Они стояли, держась за руки, и парень что-го говорил подруге, горячо и страстно. В пылу беседы чуть повысил голос, из-за чего Харальд и обратил на парочку внимание.

Девушка в первый момент показалась очень похожей на Асенефу. От сходства перехватило дыхание, но даже когда Харальд присмотрелся и понял, что обознался, ноющая боль, что ударила в сердце с силой конского копыта, осталась.

Чувствуя неловкость, он отвернулся и принялся вновь глядеть на воду. Взгляд уцепился за торчащую из воды черную скрюченную корягу, похожую на толстый искривленный палец. Несколько мгновений Харальд приглядывался к ней, а затем его посетила неожиданная мысль – что он сам подобен такой коряге, застывшей посреди потока жизни, который безостановочно продолжает двигаться вперед, несмотря на все завихрения, образуемые вот такими корягами, гордо именующими себя Владетелями. Ведь эти двое на берегу знают о жизни куда больше, чем самый мудрый из магов, ведь они сами этой жизнью являются...

На миг возникло страстное желание швырнуть висящую на плече сумку с книгой в воду, словно этот подарок богов в чем-то виноват. С яростным хрипом Харальд протянул руку, желая выполнить намерение, но силы мгновенно оставили его, а книга словно примерзла к спине.

На несколько мгновений зрение помутилось, а когда вернулось, то маг обнаружил, что по-прежнему стоит на берегу, покрытый потом, и бессмысленно пялится на воду. Под ивой уже никого не было, влюбленные сбежали, решив, скорее всего, что пришедший к ручью человек – сумасшедший.

Невесело улыбнувшись, Харальд спустился к самой воде и умылся, с трудом ворочая тяжелыми, словно бревна, руками. Мысли путались, но одно было понятно – от книги избавиться просто так не получится. Да и зачем? Разве это что-то изменит? Если даже он сможет ее выкинуть, то через месяц пожалеет об этом.

После умывания выяснилось, что он простоял на берегу довольно долго. Покрасневшее от натуги светило клонилось к горизонту, и жара немного спала. Пора было идти в «Олень».

До постоялого двора Харальд добрался быстро. Миновал свежее пятно конского навоза, мощно пахнущее и жужжащее мухами, и вошел в низкую, темного дерева дверь.

Окинул зал усталым взглядом, но, не обнаружив никого в капюшоне, собрался было пойти к себе в комнату, как откуда-то сзади, из-за спины раздался мощный, хорошо знакомый голос:

– И что, родовитый Харальд даже не выпьет со мной?

Харальд резко обернулся. На него с легкой усмешкой на красном одутловатом лице смотрел высокий, толстый мужчина. Длинные темные волосы его свисали на плечи, карие глаза смотрели серьезно, противореча улыбке.

– Ну? – сказал он после непродолжительного молчания. – Сидя разговаривать удобнее.

– Да, – ответил Харальд и послушно опустился на предложенное место. – Непривычно видеть тебя вот так, в открытую.

– Мне тоже непривычно. – Свенельд вновь улыбнулся и посмотрел на свои большие, типично крестьянские ладони, лежащие на столешнице, словно они его смущали. – Но не все же время скрываться?

– Гм, – Харальд привычным уже жестом дернул себя за бородку. – Скорее уж имеет смысл прятаться до последнего, чтобы никто так и не узнал истинной внешности.

– Укрываться нужно от тех, которые знают, кто ты такой, – заговорщицки прошептал Свенельд, наклонившись к собеседнику. Такое поведение настолько не вязалось с его обликом, чю Харальд на миг опешил.

– Да, – только и смог он сказать.

– Появись я здесь в капюшоне, – продолжил шептать краснолицый Владетель, – все бы сразу поняли, кто я есть. А сейчас мне этого не хочется. Я почти от самого дома еду открыто, и никто даже не подозревает, кто я на самом деле.

– Дом. – На Харальда нахлынула тоска, он неожиданно ощутил, что давно не имеет того, что люди называют этим словом. Глаза Свенелъда напротив казались двумя темными пещерами, в каждой из которых горит по костру.

Старший из магов смотрел серьезно и внимательно без тени усмешки, и за взглядом этим сквозил интерес, почти не скрываемый.

– Да, – сказал Харальд, усилием воли отгоняя эмоции. – Я хотел бы знать, зачем ты меня сюда позвал'1 Ведь все можно было решить без личной встречи.

– Мной двигал интерес. – Сверкнули меж толстых губ чревоугодника большие белые зубы. – Я очень хотел посмотреть на тебя, понять, кто ты такой и верны ли мои подозрения.

– Веская причина, чтобы проехать не одну сотню верст. – Что удивительно, Харальд не чувствовал себя уязвленным, узнав, что его собирались изучать. – Однако я могу ее понять...

– Еще бы. – Свенельд зевнул, мощно, не стесняясь. – Это единственная причина, которую ты, вероятнее всего, способен понять.

– Почему? – Харальд похолодел, осознав, что некто другой проник в его сущность опасно глубоко.

– А потому, что ты в себе успешно убил многие страсти, но интерес к знаниям оставил. Именно жажда познания сделала тебя тем, кто ты есть на настоящий момент.

– Кем же? – Харальд ощутил, что злится, и было это неприятно.

– На мой взгляд, – прищурившись, словно барышник, оценивающий лошадь на рынке, объяснял Свенельд, – ты похож на пыльный мешок, набитый старым, никому не нужным хламом. Еще несколько лет – и мешок лопнет, оттого, что прогнили швы, и перестанет существовать.