Занавес молчания - Андрей Быстров

– Что такое?

– Фамилия этого графомана – Радецкий? Максим Юрьевич Радецкий?

– Да, но…

– Одно из семи имен в списке!

Ника тут же пожалела, что не сдержала этого восклицания и что упомянула о Радецком… Хотя, с другой стороны, разве что-то, включая и это, может еще больше ухудшить ее положение? Нет, хуже некуда – и такой невеселый вывод раскрепостил Нику. Если хуже некуда, нет и запретных тем.

– Вы знаете о списке? – удивился Довгер. – В деятельность «Стального Крота» особо не вникал даже я. Это, гм… довольно обособленное подразделение.

– Список попал ко мне случайно…

– Да? Может быть… Но, пожалуй, позже нам придется поговорить об этом подробнее.

Вот теперь Ника радовалась своей неосторожности. «Поговорить позже» – это может означать отсрочку того, страшного… А любая отсрочка на руку Шерману. Он придумает, он сумеет…

– Там было еще шесть имен, – сказала она. – Нескольких из этих людей убили.

– Их ликвидировали, – строго поправил Довгер. – По разным причинам они стали или могли стать опасными. К примеру, Долинская, экстрасенс. В известном смысле с ней было проще всего – мы сообщали ей обо всех случаях, где она могла проявить свое ясновидение, а потом устраивали так, что к ней обращались нужные люди. Она была очень полезным агентом, проникла во многие сферы… Человеку трезвомыслящему трудно вообразить, как далеко и широко расползлось мракобесие… Но она изначально была обречена, мы не могли использовать ее долго. Экстрасенс, чей дар подтверждается, слишком привлекает внимание.

– А другие?

– С другими было сложнее. Ведь имеющиеся у нас результаты сканирования должны были совпадать с интересами взятых на заметку людей. Такие совпадения нечасты… Но вот искусствовед Растригин с нашей помощью обнаружил рукописи Мусоргского, астрофизик Губарев сделал открытие, Щербаков захватил телекомпанию, Незванов – кресло в думе… И так далее.

– За что их приговорили?

– Как грубо, – поморщился Довгер. – Ваша лексика… Ну, пусть будет так. Одних за пьяную болтливость, других за склонность к хвастовству, третьих за любопытство. Мы стремимся устранять не столько реальные, сколько потенциальные угрозы на основе психологического и ситуационного анализа. Не забывайте, это люди с червоточиной! Знали они очень мало, но могли натолкнуть других на нежелательные размышления.

– Несмотря на их собачью преданность?

– А каких качеств она добавляет, кроме самой себя? Мы надували эти мыльные пузыри, и они закономерно лопались в свое время.

– Ни один из них не стал реципиентом?

– Нет. Как они могли стать? Для этого подходят лишь…

– Настоящие люди?

– Да, настоящие люди, – согласился Довгер.

Перед глазами Ники закачались какие-то отвратительные, тошнотворные зеленые тени. Комок подступил к горлу. Она готова была не то расплакаться, не то свалиться в обморок. Взгляд ее остановился на хрустальной пепельнице. Тяжелая… Попасть точно в висок – «и дух вон из жабы», как написано где-то у Алексея Толстого.

Нет, всерьез Ника об этом не думала. Убийство Довгера, будь оно даже ей по силам, стало бы лишь еще одним убийством в этой ужасной очереди в ад. Она искала выход переполнявшей ее ненависти и не находила. Машинально она накручивала на палец провисшую цепь, приковывавшую ее руку к механизму за стеной – сильно, до боли в побелевших суставах. Шерман смотрел на нее, он видел, что с ней проис­ходит.

– Ваш проект «Мельница», – сказал он с подчеркнутым спокойствием, – это чистейшее безумие. Я не говорю о ликвидированных агентах, о похищениях людей и многом, о чем вы умолчали. Это все очевидно, лежит на поверхности и нимало вас не беспокоит. Я говорю о судьбе человечества…

– Мистер Шерман! – воскликнул Довгер, всплеснув руками. – Если вы надумали читать мне проповеди о счастье человечества…

– Не о счастье, – резко оборвал его Шерман. – Речь идет о самом существовании человечества. Проект «Мельница» способен уничтожить ваш мир.

– ВАШ мир? А вы, стало быть, не принадлежите к нашему миру?

– Тот мир, который вы построите, – уточнил Шер­ман. – И вас вместе с ним.

– Почему же? Вас смущают пресловутые искушения абсолютной власти? Или то, что рухнет цивилизация, основанная на секретах, а фактически на лжи – от семейного до государственного уровня?

– И это тоже… Но это второстепенно. Неужели вы, ученый, не отдаете себе отчета в том, с чем играете? Вы похожи на подростка, дорвавшегося до штурвала сверхсовременного атомного бомбардировщика. Ему кажется, что он может так красиво полетать, а если нажать вот на эти кнопочки, будет еще красивее… Неужели вы ни разу не задумывались о том, на какие силы во Вселенной можете выйти, к каким источникам подключиться, какие шлюзы открыть? И вы не закроете их вновь. Троньте камешек, и вас снесет лавина. Неужели вы ни разу не задумывались об этом?

Забыв о своем намерении держаться подальше, Довгер подошел вплотную к столу, грузно оперся на него и посмотрел прямо в глаза Шерману.

– Я сейчас задумался о другом. – Он выговорил эти слова негромко, но очень внятно. – Кто ВЫ, мистер Шерман? Долгие годы я изучал образцы с инопланетного космического корабля. Чужая цивилизация для меня не гипотеза, а доказанный факт. Но именно сейчас, слушая вашу речь, я задумался о том, что в наш мир может проникнуть извне не только мертвая материя…

На испытующий взгляд профессора Шерман ответил таким же долгим взглядом:

– Разве так важно, кто я и откуда? Разве это больше взволновало вас, чем сказанное мной?

– Нет, нет. – Довгер отошел от стола и говорил теперь уже как будто сам с собой. – Будь вы не с Земли, выводы из общей теории Времени были бы вам известны. И вы знали бы все и сразу, а не играли в шпионов… Но… Кто доказал, что вне Земли есть только одна цивилизация, а не множество? И что мы знаем об их взаимоотношениях, этике, социальной психологии, представлениях о допустимом и недопустимом? Они могут быть очень, очень разными, а их пути развития, их интересы – несовместимыми.

Он расхаживал по комнате, размахивая руками, бормоча под нос еще что-то, потом остановился и повернулся к Шерману.

– Нет, невозможно. Это не может случиться вот так… Это… паранойя. Я слишком долго был рядом с чуждым…

– Почему бы вам не допросить меня под вашим наркогипнозом? – предложил Шерман. – Вы сняли бы многие вопросы.

Довгер улыбнулся как-то почти беспомощно, его самоуверенности заметно поубавилось:

– Если идея исходит от пришельца, она не что иное, как ловушка. Признания же земного человека меня не интересуют.

– Но вас должны интересовать мотивы. В целом вы правильно описали, как я попал сюда, но вы ошиблись в мотивировке. Не присвоить достижения проекта «Мельница», а разрушить его – вот чего я добивался, и только что я объяснил вам почему. А вы ломаете голову, на какой планете я родился. Да не все ли равно? Задумайтесь о последствиях!