Урожденный дворянин. Рассвет - Роман Злотников

Охотник не повиновался.

– На колени! – повысил голос Нуржан, вскидывая оружие.

Казачок тоже держал Охотника на прицеле. Он облизывал разбитые губы и то и дело искоса взглядывал на Олега. Видно было, что Артуру очень хочется пустить свой пистолет в ход…

Охотник подался назад. Он приподнял полусогнутые руки (он точно держал в них что-то невидимое) и развел их шире. Обритая голова его чуть запрокинулась, а глаза стали мутными.

– Не стоит… – негромко проговорил Олег, который, кажется, первым прочитал в этих движениях какой-то особый смысл.

– На колени! – снова крикнул Нуржан.

– Да чашечки ему прострели, и все дела, – придушенно посоветовал Сомик. – А лучше – прямо в башку шмаляй. Покончим раз и навсегда, нечего тут разговаривать.

– Это мысль! – живо поддержал Артур.

– Не сметь! – коротко и очень веско произнес Трегрей. – Убивать не позволяю.

– А по чашечкам-то можно? – жадно спросил Нуржан. – Слышь ты, нелюдь, не шевелись, а то…

Эта угроза не возымела на Охотника никакого действия. Он продолжал странные свои манипуляции.

А Олег, впившийся взглядом в бело посверкивающие полузакатившиеся глаза Охотника, качнул головой и повторил свое непонятное:

– Не стоит…

* * *

И тут шум, доносящийся с площади, стал тише. А с неба мерно закапали громово-медные слова отсчета:

– Девять… Восемь…

Васька Грач тихонько ойкнул, когда ощутил, что погибшая «газелька», в которой он находился, вдруг пришла в движение. Но не покатилась по земле, а оторвалась от нее, медленно и плавно поднялась в воздух на несколько метров. Осколки стекол осыпались с нее, из распоротого брюха падали какие-то детали…

Борян Усачев обернулся на тихий этот перестук.

– Олег!.. – предостерегающе проговорил он.

«Газель» поплыла по воздуху по направлению к витязям.

По очереди и мельком оглянулись на подплывающую «газель» и Нуржан, и Сомик, и Артур.

Пульсирующе ударила голубая жилка на виске Олега, когда он вытянул руку к надвигающейся опасности. И «газель» остановилась. И задрожала, все сильнее и сильнее; а потом и задергалась, будто ее тянули в две стороны сразу с одинаковой примерно силой. И эта сила запульсировала и начала растекаться вокруг, будто дошедшая до земли солнечная вспышка. Затем подключился и Сомик – и машина стала медленно, с натугой опускаться к изрытой следами недавней схватки земле. У Сомика от великого напряжения подкосились ноги, хлынула носом кровь – но он держался.

– Да чего ты, сукин сын, упираешься? – удивился Нуржан безнадежному упрямству Охотника, по окаменевшему лицу которого побежали крупные капли пота. – Все равно с нами не справиться тебе… Брось!

– Нечего вертухаться, если попался, – поддержал его и Борян. – Как нас почуял, так и бежать… А хрена с два – убежал!

– Вообще-то, он деру дал еще до того, как мы тут объявились… – вдруг припомнил Нуржан. – Странно, я об этом только сейчас…

Он прервался и заозирался по сторонам, словно ища поблизости какого-то оставленного Охотником подвоха. Ничего, кроме грузовика с поднятым кузовом, в котором марионеточно-скованно двигались «гаврики», Нуржан, конечно, не увидел.

Евгений Петрович Пересолин на эстраде перед замершей в предвкушении салюта толпой продолжал отсчитывать в микрофон последние секунды года:

– Пять… Четыре…

– Он их запрограммировал! – осенило наконец Нуржана. – Чтоб они сами салют запустили! И в отрыв ушел от греха подальше… Сейчас ведь рванет!.. А там люди!

На лице Охотника сквозь маску мокрого напряжения прорезался довольный оскал. Как будто он был рад тому, что его замысел раскрыли…

Кажется, Олег среагировал на открытие Алимханова немного скорее, чем тот успел это открытие озвучить.

– Три… Два…

Трегрей только крикнул:

– Держи! – и переметнул взгляд, свистнувший по воздуху, словно плеть, с зависшей над землей «газельки» к грузовику.

«Газелька» тотчас, будто лопнула удерживающая ее нить, полетела, кувыркаясь, на витязей…

– Один!..

Невидимая петля захлестнула грузовик, рванула его в сторону. Тяжелая машина дернулась и завалилась набок. «Гаврики» посыпались с нее горохом. Пусковая установка изрыгнула сноп разноцветных огненных змей, которые шуршащими извивами ринулись наискось через футбольное поле. Сшибли реечный заборчик…

И врезались в огражденную металлической сеткой трансформаторную будку за пределами поля.

С душераздирающим треском взметнулся над покосившейся будкой ярчайший цветок из всполохов и искр.

И погас, погрузив Кривочки в непроглядную морозную мглу.

В то же мгновение Нуржан и Усачев безопасно приняли в руки рухнувшую на них с неба «газель».

А Сомик, в изнеможении опустившийся на снег, снова вскинулся:

– А где этот гад?.. Лови его, лови!..

Но Охотника нигде видно не было. Как не было нигде и Трегрея. Момент, когда пропали и тот и другой, никто из витязей засечь не сумел.

Тишина на площади сменилась криками, быстро оформившимися в слитный недоуменный рев. Усачев подбежал к школе. На снегу под одним из окон поблескивали синевато в лунном свете осколки выбитого стекла.

Артур со злостью швырнул под ноги пистолет.

– Мочить его надо было сразу!.. – крикнул он. – Мало ли что Олег приказал! Упустили же!

– А потом спать вполглаза, ожидая, пока к нам еще одного направят? Очередного? – сказал ему Нуржан. – Не он нам нужен, а те, кто его послал… Хранители.

– Да нет никаких очередных… – бросил Артур.

– А ты почем знаешь?

Казачок промолчал.

– В окно сиганул, сволочь… – растерянно пробормотал Борян. – И Олег, видимо, за ним… Ну и дошлый же тип этот Охотник! Из безвыходной, казалось бы, ситуации нашел лазейку…

– От Трегрея не уйдет, – с уверенностью заключил Нуржан. – Да и мы поможем… Не может ведь такого быть, чтобы он и на этот раз умудрился нас обставить! Женя!

– Да… – охнул Сомик, с трудом поднимаясь на ноги.

– Приходи в себя. И этим… которые запрограммированные… окажи помощь, если потребуется. А мы – за Олегом!

Оставшись один, Сомик огляделся. На другой стороне поля ворочались на земле «гаврики», приходя в себя. Звучно хлопнула дверца кабины грузовика – оттуда, охая, выполз водитель.

– В порядке ребята… – определил Женя. И вдруг, подумав о чем-то, повернулся к лежащей на боку «газельке».

Заглянул туда через выбитое оконце, прянул назад; поморщившись, с трудом отодрал заклинившую дверь и вытащил на снег неподвижное, кукольно податливое тело. Голова которого тут же легко запрокинулась назад, словно капюшон. Безо всякого детального осмотра было ясно, что шея бедолаги сломана.