Алый флаг Аквилонии. Железные люди - Александр Борисович Михайловский

аквилонцев, то случайных людей здесь и вовсе не бывает. Впрочем, случайностей тоже.

Если уж говорить о случайностях, то путем некоторых раздумий я пришел к выводу, что их и там, в нашем мире, не бывает. То, что мы считаем таковыми - на самом деле способ, при помощи которого Всевышний хочет дать нам что-то понять. Но мы чаще всего не понимаем, и говорим: «счастливый случай» или «несчастный случай». И лишь немногие умеют распознавать намеки Всевышнего, в целом же человечество утратило эту способность.

Но здесь, в Аквилонии, люди чутки к этим знакам. Они доверяют Посреднику и имеют с ним хорошие отношения. Тот их не балует, и жизнь их довольна сурова. Но вот ведь удивительное дело - они счастливы! Они счастливы и уверены в завтрашнем дне, они физически развиты и закалены, они открыты и дружелюбны, чем-то напоминая мне жителей милых горных деревушек, которым ничего не надо, кроме их пастбищ, грядок, домика и своей семьи.

Но ЭТИ люди все же отличаются от обычных земледельцев, и это сразу заметно. В них чувствуется какой-то импульс, некий огонь, воодушевление; их степенность, дисциплинированность говорят о некотором уровне

КУЛЬТУРЫ. Эти люди РАЗВИВАЮТСЯ. Не так, как они развивались бы при естественном ходе цивилизации -медленно, из века в век, через раздоры и бедствия, карабкаясь к комфорту и технологиям, - нет, при чутком руководстве Посредника они строят невиданное общество справедливости и прогресса.

Иногда их справедливость бывает мягкой и нежной, особенно когда они собирают разных потерявшихся неприкаянных бедняг и возятся с ними как с малыми детьми. Иногда она становится суровой, когда какой-нибудь упрямец заявляет, что не будет жить по их законам. А иногда жестокой - как, например, в случае с нападением викингов на главное аквилонское поселение, когда главными вершителями справедливости стали пулеметы и артиллерийские орудия, убившие больше трех тысяч норманнов, а остальных вынудившие к капитуляции. В этом народе говорят, что тот, кто пошел по шерсть, непременно сам должен быть обстрижен.

Но вершиной варварской аквилонской справедливости стал суд над попавшим сюда вместе с норманнами богатым еврейским купцом, его домашними и работниками. Этот человек решил обогатиться, вступив в сговор с главарем викингов, он предал свой город и его жителей на разграбление и истребление, открыв нападающим городские ворота изнутри, а потом скупал у грабителей их добычу и рабов. Там, в нашем времени, у такого преступника сразу бы нашлось множество добровольных защитников - они оправдывали бы представителя гонимого народа. Но правосудие месье Грубина оказалось беспощадным, как уже сорвавшийся со стопора топор гильотины.

«Неисправим, а потому повинен смерти, - сказал верховный судья, - приговор окончательный, обжалованию не подлежит». Местное правосудие, как и то, что я наблюдал в Советской России, во главу угла ставит исправление преступника тяжелым трудом и воспитанием; если же это считается невозможным, то его выселяют из цивилизованных мест в окружающий дикий мир или казнят, отрубая голову. В любом другом случае я бы возмутился такой жестокостью, но несколько сотен моих соотечественников, обреченных злой волей на продажу в сарацинское рабство и спасенные аквилонцами, были живыми свидетелями того, что приговор, вынесенный преступникам, справедлив и полностью соответствует тяжести содеянного.

Впрочем, головы отрубили только самому купцу и нескольким его помощникам, а остальных приговорили к ссылке на один из необитаемых островов в Атлантическом океане. При этом месье Сергий-старший распорядился забрать из еврейских семей всех маленьких детей, чтобы воспитать их как своих сограждан, другим же позволил ходатайствовать о замене ссылки исправительными работами, после которых человек считается полностью исправившимся, и запрещено поминать ему прежние грехи - до тех пор, пока он не совершит нового преступления. В таком случае преступник будет казнен без всякой пощады, чего бы он ни совершил, ибо рецидивистов тут в живых не оставляют. Однако согласились на этот Путь Искупления совсем немногие, исключительно женщины, которых от общего числа преступников было не более четверти, и то не все.

Уже сегодня утром я переговорил с некоторыми своими соотечественниками и соотечественницами, присутствующими в общей массе аквилонского народа. Признаться, я был обрадован возможности общаться по-французски. Никаких забытых семидесятилетних старушек среди них нет - все это молодые люди, в полной мере вовлеченные в процесс государственного строительства. Никто из них не чувствует тут себя чужим и униженным, даже молодой дворянин из эпохи Великой Французской революции Виктор де Легран, бежавший в это время от революционной диктатуры монтаньяров. Ему, единственному из всех, довелось пожить пару месяцев среди местных жителей, и теперь он на все лады превозносит аквилонское государственное устройство.

«Способный и деятельный человек, месье Антуан, - сказал он мне, - в этом обществе имеет возможность подняться, вне зависимости от своего национального и классового происхождения. Будь ты французский дворянин, или кельтский кузнец, или древнеримский центурион, главные вожди: месье Сергий-старший и месье Андре - относиться к тебе будут только исходя из твоих личных достоинств и успехов. С дикарями эти люди ведут свои дела честно, никогда не обманывают и всегда отдают обещанное, хотя, согласно обычным европейским представлениям, могли бы попросту забирать все нужное силой».

Доволен своим положением и мой современник Гюстав Одэ. Этот человек попал сюда совсем недавно. Его большое семейство (все - участники Сопротивления) арестовала банда петеновских коллаборантов. Но Господь смилостивился над добрыми людьми. Вместо оккупированного немцами Бордо милисы прикатили прямо сюда, под пулеметы аквилонского ополчения. А тут все сурово: с добрыми по-доброму, а со злыми по-злому. Коллаборантов даже не стали брать в плен, поскольку в Аквилонии они считаются кем-то вроде нечистых животных. А семейство Одэ и его зятя Жан-Пьера Пише приютили, накормили и пристроили к делу, пообещав, когда все успокоится, выделить земли под собственную ферму и помочь построить дом. Сейчас, когда враг вроде тех же норманнов может прийти с любой стороны, подобное выглядит чистым безумием, но потом - почему бы и нет. Сам папаша Одэ, ветеран прошлой Великой Войны, почти сразу же записался в ополчение, и вместе с ним пошли четыре его взрослых сына, зять и даже незамужняя дочь Мари-Анж. В камуфлированной форме ополчения - папаша с пулеметом Льюиса, остальные с американскими винтовками - это семейство выглядело весьма колоритно и годилось бы на обложку любого иллюстрированного журнала нашего времени - публика от такого фото была бы в восторге.

Конечно, чтобы составить об этом месте полное впечатление, надо пожить тут не два дня, а подольше, но пока местные порядки мне скорее нравятся, чем нет, тем более что местные вожди выглядят людьми более доступными