Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

Когда Ксен наконец начал предпринимать какие-то шаги, оказалось, что уже слишком поздно, и осуществление плана под угрозой. Никто не хотел возвращаться в Колхиду; кроме того, мнения настолько разделились, что ни один из вариантов не получил достаточной поддержки. Единственное, в чем воины достигли согласия, — это в том, что нужно принять предложение правительства Синопы, бравшегося перевезти их по морю до конца зоны своего влияния.

Это избавляло нас от длительного похода через земли еще одного воинственного и опасного народа. Ксен сказал, что эти условия подходят ему, но он примет их, только если всю армию переправят за один раз. О разделении не могло быть и речи.

Ксен к тому времени успел снискать себе уважение и почет среди воинов, и они, собравшись на совет, решили предложить ему пост верховного командующего.

Ксен отказался: он понимал, что этот выбор продиктован случайным настроением. Рано или поздно возникнут старые упреки, последствия великой войны, и он, афинянин, не удержится долго у власти в армии, почти целиком набранной в городах, входивших в союз его противников и победителей. Он заявил, что единственный, кто достоин этого звания, — Софос.

Но тот постепенно уходил в тень — возможно, чтобы дать Ксену шанс выдвинуться, — потом же, после отказа последнего принять командование армией, ему пришлось по воле собрания воинов снова занять свой прежний пост.

Я спрашивала себя: беседовали ли они между собой, договаривались ли, но Ксен никогда мне об этом не рассказывал. Софос действовал по заранее выстроенному плану, который, однако, так и не воплотился в жизнь. В свете произошедших событий я могу предположить, что план его состоял в том, чтобы обеспечить выживание армии, оставив во главе ее Ксена. Не потому, что не нашлось других достойных полководцев, сильных личностей, способных удержать армию, а потому, что один только Ксен знал, сколь серьезная опасность угрожает армии, и он один мог предпринять нужные меры для того, чтобы избежать ее.

Мы продолжили свой путь по морю на запад и добрались до греческого города, посвященного самому главному из героев — Гераклу. В самом деле, город назывался Гераклеей, и власти его приняли нас дружелюбно. Обеспечили мукой, вином и скотом, однако всего этого не хватило бы надолго. Кто-то предложил попросить у них денег: ведь видя могущество армии, власти наверняка не откажут, — но Софос решительно отказался:

— Мы не можем облагать данью греческий город, они уже добровольно предоставили нам то, что могли. Нужно найти другое решение.

Но его не послушали. Несколько военачальников, среди коих находился Агасий — один из героев армии, совершивший множество смелых подвигов, — отправились в город с дерзким и грабительским требованием: выдать воинам огромную сумму денег золотом. Вместо ответа жители закрыли ворота и выставили у стен, с внутренней стороны, вооруженных часовых.

Тогда среди наших началось недовольство. Теперь, когда опасности остались позади, все сильнее становилось соперничество, ревность, противоречия, дух зла и распада. Никто не знал, что самая главная угроза все еще висит над нами. Самые многочисленные этнические группы — аркадийцы и ахейцы, — насчитывавшие более четырех тысяч человек, обвинили в возникших трудностях полководцев и решили отделиться. Клеанор, тоже аркадиец, ушел и забрал с собой Мелиссу. Мы обнялись, плача, потому что думали, что больше никогда не увидимся.

Армия распалась на две части.

И Ксена, и Софоса это обстоятельство очень огорчило. Единство армии до того момента оставалось их главной задачей, его они стремились сохранить любой ценой.

Ксен с верными ему людьми решил присоединиться к более крупному отряду, чтобы предотвратить распад армии, и ожидал, что Софос поступит так же, но ошибся.

Не знаю, каким образом, но Ксен узнал следующее: помощник Софоса, Неон, которому тот отдал свою часть добычи, поведал вот о чем. Стало известно, что правитель самого крупного греческого города на востоке, Византия, ответственный за отношения страны с империей Великого царя, тоже спартанец, уже в курсе нашего присутствия и делает предложение: если Софос со своими людьми явится в ближайший порт, за ними пришлют корабли.

Софос погрузился в глубочайшее уныние, не столько из-за уверенности в том, что спасения нет, сколько потому, что человек, передавший эти условия, его помощник, всегда пользовавшийся полным доверием, человек, которому он оставлял в наследство все свое имущество, теперь толкал благодетеля в руки тех, кто намеревался его уничтожить.

Да, его хотели убрать с дороги — главнокомандующего Софоса, единственного полководца регулярной спартанской армии, героя, проведшего «десять тысяч» через множество опасностей, единственного, кому была известна тайна о причастности его родины к попыткам свергнуть и убить Великого царя. Софос, которому полагалось победить или погибнуть вместе с армией, вместо этого решил ослушаться, видя отчаянную храбрость своих людей, и привел их назад, хорошо зная, что тем самым подписывает себе смертный приговор.

Быть может, он подумал, что теперь уже все бесполезно и Дексипп, сбежавший из Трапезунда на одном из кораблей, сделал это не случайно, а для того, чтобы сообщить спартанцам о возвращении армии, приговоренной к бесследному исчезновению. У него не осталось другого выхода, кроме как отправиться на встречу своей судьбе, — одним словом, он принял предложение.

На встрече Неона с Софосом не было свидетелей. Но я представила себе ее, вообразила выражение лица Софоса, когда Неон попросил его уехать: наверняка он и тогда отпустил какую-нибудь горькую и дерзкую остроту, — и заплакала. Я не забыла, что этот человек спас мне жизнь в тот день, когда Кир бросил вызов армии Великого царя, у ворот Вавилона, на берегах Евфрата.

Ксен встретился с ним вечером накануне отъезда в портовой гостинице.

— Значит, ты уезжаешь.

— Похоже на го.

— Почему? Мы с тобой вместе еще можем сотворить великие дела.

Софос усмехнулся:

— Кто тебе сказал? Один из твоих прорицателей? Узнал по внутренностям какой-нибудь овцы?

— Нет, Софос, я уверен, что если только мы захотим, то сможем…

— …Основать колонию? Твоя мечта не торопится умирать, верно, летописец? По ты серьезно думаешь, что она превратится в реальность? Действительно убежден в том, что в мире, разделенном между двумя могущественными державами, возможно основать независимый город, пусть даже в стратегически важном месте, и он станет великим и процветающим? Боюсь, ты обманываешь себя. Времена, когда кучка людей, ведомых Божьим Промыслом, бросала якорь у диких и отдаленных берегов в поисках новой родины, чтобы обрести свободу и благополучие, давно прошли. Век героев миновал навсегда.

Ксен не ответил, на сердце у него было тяжело. Софос прицепил к поясу меч, лежавший на столе, и накинул на плечи плащ.

— Прощай, летописец.

— Прощай, — ответил Ксен и долго еще слушал стук подбитых гвоздями башмаков Софоса, постепенно смолкавший в ночи.