Двадцатое июля - Станислав Рем

Вдоль стен выстроилась миниатюрная антикварная мебель, вывезенная из дворцов оккупированных государств. На стенах в два-три ряда висели бесценные картины, украденные во славу рейха из лучших музеев Европы. Потолок представлял собой деревянностеклянный каркас в виде пирамиды, державшийся изнутри на толстых, в обхват двух рук, дубовых балках.

Гиммлер задрал голову: ни черта в конце крыши не видно.

— Рассматриваете балки? — густой голос Геринга вернул рейхсфюрера к реальности.

— Да нет, любуюсь картинами.

Рейхсмаршал вышел к гостю в зеленом бархатном халате, на левой стороне которого, в области груди, сияла огромных размеров рубиновая брошь. Ногти на пальцах рейхсмаршала блестели свежим слоем лака, на щеках играл искуственный румянец. Хозяин окинул взором полотна и самодовольно прищелкнул пальцами:

— О да, на этих стенах висят шедевры. Прошу заметить, только подлинники. Никаких копий! Впрочем, кое-что я хочу заменить. В Лувре мне приглянулось одно полотно, думаю обменять его на несколько своих. Парижане, правда, пока сопротивляются. И, к сожалению, до недавноего времени фюрер был на их стороне. Но теперь, полагаю, им придется найти со мной общий язык. Как насчет коньяка?

— Не откажусь.

Геринг позвонил в колокольчик. В зал почти тотчас вошел слуга с подносом, на котором возвышались две бутылки и два фужера. Гиммлер отметил, что Геринг налил ему из обычной бутылки, а себе — из старинной.

— Прозит. — Канцлер пригубил напиток и отставил фужер. — Итак, что вас ко мне привело, мой друг?

— Глава нашей рейхсканцелярии сообщил мне, что… — Гиммлер замолчал, не в силах подобрать нужных слов для выражения крайнего недовольства новыми планами рейхсмаршала.

— …что я хочу взять под свой контроль некоторые научные проекты, — закончил за него фразу Геринг.

— Совершенно верно. Мне неприятно напоминать вам, но данную миссию возложил на меня фюрер. Лично. Потому я хотел бы уточнить несколько моментов.

— Например?

Гиммлер не стал ходить вокруг да около. Просто набрал в легкие побольше воздуха и выпалил:

— Мне интересно знать, какую роль в дальнейшей истории Германии наследники фюрера отведут мне? Ведь, как я понимаю, научные проекты — это только начало. А что последует за ними?

Геринг нахмурился. Такого напора со стороны собеседника он не ожидал.

Рейхсмаршал предполагал, что «Фермер», как Гиммлера стали называть за глаза после приобретения им в двадцатых годах птицефабрики, будет вести себя менее строптиво.

Геринг медленно повертел бокал в толстых пальцах.

— Вы продолжаете выполнять свои прямые обязанности по обеспечению безопасности нашего государства. Вы с ними всегда прекрасно справлялись, и я не вижу ни одной достойной кандидатуры на ваше место. Теперь по поводу того, что я желаю взять под свой контроль все исследования, связанные с оружием «Фау». Это не есть недоверие к вам с моей стороны, отнюдь. Просто я желаю лично вникнуть в те процессы, которые происходят ныне вокруг вооруженных сил Германии. К тому же это направление имеет непосредственное отношение к сфере хорошо знакомых мне военно-воздушных сил. Вы согласны?

— Но кто будет нести охрану секретных объектов? — Гиммлеру очень кстати вспомнился совет Бормана ни в коем случае не отдавать охрану.

— Ваши люди, — легкомысленно отмахнулся Геринг. — Меня вполне устраивает качество их службы. Думаю, мы сработаемся. Кстати, у меня имеется ответное предложение. Хочу передать в ваше прямое руководство резервную армию. Попробуйте навести в ней порядок. Вычистить, как авгиевы конюшни. — Гиммлер удивленно вскинул брови. — Да, да, мой друг. Никто, кроме вас и СС, не сможет сделать это лучше. Тем более что после вчерашних событий я не склонен доверять ни одному генералу вермахта. И потому резервная армия должна находиться в железных и надежных руках. В ваших руках, мой друг.

Рейхсфюрер слушал домашнее выступление старого партийного товарища с горькой усмешкой. Он отлично сознавал: сменив контроль над сверхсекретным вооружением на мифическое руководство проштрафившейся армией, он существенно теряет ту полноту власти, которой добивался столько лет. Но другого выхода на данный момент не было. Либо сдаться на милость «Борова», либо распрощаться с жизнью. Гиммлер выбрал второе.

— Я справлюсь с этим поручением, господин рейхсмаршал.

— Другого ответа я от вас и не ожидал, друг мой.

«Неужели “Боров” начнет торговаться с союзниками? — неожиданно подумал рейхсфюрер, почти уже не вслушиваясь в пространную речь Геринга, непрерывным потоком льющуюся из его уст. — А почему бы, кстати, и нет? Теперь у маршала авиации есть с чем к ним идти. Но опять же при условии, что он действительно хочет закрыть Западный фронт. А если нет? Если он решил продолжить войну на два фронта? Кто знает, что скрывается в хитрой голове этого толстяка… Однако в любом случае мне теперь нужно искать новые пути к отступлению».

Геринг выдохся. Бокал опустел.

Гиммлер поднялся:

— Если не возражаете, я сейчас же отправлюсь в штаб резервной армии.

— А когда тело фюрера привезут в столицу? — Вопрос прозвучал столь неожиданно, что застал Гиммлера врасплох. («Далось им это тело! Сначала Борман, теперь “Боров”…»)

— К вечеру, — ответ вырвался сам собой. — К шести часам.

Геринг притворно тяжело вздохнул:

— Нужно устроить достойную встречу. Позаботьтесь о транспорте, а мы в шесть часов будем на аэродроме. — Геринг не стал уточнять, кого он имеет в виду под местоимением «мы>. Впрочем, он тут же перескочил на более приземленную тему: — И займитесь арестами, Генрих. Не жалейте никого. Никого!

…Гиммлер безучастно смотрел на дорогу, размышляя о последних словах Геринга. Что хотел он сказать своим пожеланием-напутствием? Никого не жалеть. В списке, которым руководствовался Мюллер, числились и его, Гиммлера, люди. Намек только на них? Или Геринг, как и Борман, тоже хочет заполучить министра внутренних дел в союзники? Игра становится интересной. Встает, правда, еще один вопрос: насколько свободно ему позволят контактировать с Западом? И не захотят ли перехватить уже сделанную работу? Вопросов больше, чем ответов. И пока никто не вспомнил о Канарисе, он должен обработать его первым. А там посмотрим, кто кому будет диктовать условия…

* * *

Тейлор протянул телефонную трубку командующему британскими войсками:

— Вас. — И, прикрыв мембрану рукой, тихо добавил: — Айк.

— Слушаю. — Монтгомери вложил в голос всю свою волю.

— Генерал, — Эйзенхауэр на том конце провода находился явно в недобром расположении духа, — почему ваши солдаты обстреливают самолет?

— Потому что это вражеский самолет, сэр.

— Немедленно прекратите, слышите?!

— Что прекратить?