Орден Крона. Банда изгоев - Нина Малкина

— Нет! Не хочу, чтобы меня именовали, — вскочила я, напугав облепивших стекло бабочек. — Вы… — ткнула я в Демиурга пальцем, но передумала. — Не позволю себя использовать, как стяг над армией. У меня нет отличий перед Орденом Крона и всеми этими людьми, — махнула рукой в сторону открытого окна. — Даже фамилия эта досталась мне не заслуженно!

Темнота на улице резалась огнями фонарей, но даже сейчас внизу было шумно: в приюте явно не было дурацких правил академии.

— Так заслужи её, — просто предложил Демиург, отказываясь вникать в суть моей речи.

Хотелось снова возразить, но я смолчала. Ведь я уже занималась тем, что использовала свою фамилию в качестве зловещей легенды о себе. Оправдывала ту репутацию, которой меня наградили против воли студенты. А здесь, в Ордене Крона, на это смотрели с иного, гораздо более приятного ракурса… Снизу громыхнул мужской смех — возможно, Татя или кого-то из его банды. В некотором смысле они тоже были изгоями. Изгоями Квертинда.

— Я просто хочу, чтобы вы помогли мне найти Кирмоса лин де Блайта, — устало потёрла глаза, отгоняя непрошенные тщеславные мысли.

Шкатулка с сюрпризами «Орден Крона» открылась и оказалась средоточением соблазнов, манящими меня на десятки скользких дорожек. Я боролась с искушениями, но мне всё больше хотелось поддаться им. Стать кровавым магом в кратчайший срок, возглавить сопротивление против несправедливой власти, даже позволить Демиургу накормить меня малиной. Здесь, в Ордене Крона, я была своей. Оглядывалась по привычке, но встречала только радушие и одобрение. Вместо призрительных гримас — добродушные улыбки. Вместо угрозы расправы — готовность защитить. Вместо холодности ментора — ласку и внимательность наставника. Даже извечное, плотно поселившееся под рёбрами чувство слежки пропало, отпустило на тот короткий срок, пока я беседовала с человеком, который мог бы стать для меня кем-то большим…

— Кирмос лин де Блайт сам тебя найдёт, Юна, — вернул меня в реальность Демиург. — Это я обещаю. Нам нужно успеть подготовить тебя к этой встрече.

На любого страшного зверя однажды найдётся свой охотник.

Сколько у меня осталось времени, чтобы стать тем самым охотником? Каких жертв это потребует от меня? И не окажусь ли я в итоге не по ту сторону мешка, как рыжая хищница-лица, которая не заметила приближения того, кто несёт ей смерть?

Наверняка этого не знал даже Демиург. А всё, что могла сделать я — это не переставать дёргаться.

— Мне пора в академию, — буркнула я, стаскивая накидку со спинки стула.

— Я дам тебе знать о следующей встрече, — мужчина поднялся проводить меня.

— Господин Демиург, — уже в дверях спросила я. — А что будет со мной после, — кинула неуверенный взгляд на подобравшихся охранников. — После того, когда всё это кончится?

— То, чего ты сама захочешь, — пространно ответил мой кровавый учитель. — А я поспособствую исполнению твоих желаний.

Дальше зедрживаться я не стала. Кивнула и зашагала по гулкому нарядному коридору. На этот раз меня не провожали.

Чего я хотела? Однажды я уже отвечала на этот вопрос. Странно, но с тех пор мои планы почти не изменились. Бегать по горам, растить подснежники. Или служить в армии Квертинда. Путешествовать. Просто жить… Но непременно со своим ментором.

В груди что-то неприятно сжималось, и я вышла за дверь, постояла у порога. Досчитала до десяти, краем глаза отмечая пристальное внимание.

На светлом небе серебристая россыпь была почти незаметна, но часы подсказали мне, что в Кроунице уже глубокая ночь. Приют Ордена Крона, который любой верноподданый Квертинда счёл бы самым опасным местом в королевстве, представлялся мне чем-то вроде убежища, в котором я могла бы спрятаться от враждебности мира. Такое заманчивое ощущение, которое было мне совсем не свойственно. Я всегда бросала вызов судьбе, боролась с ней и продиралась с силой через самые опасные дебри, защищая то, что мне дорого. Смеялась в лицо опасности, и никогда не пасовала перед трудностями. Сейчас же, стоя в туманной ночи, я вдруг сама захотела защиты.

Захотелось остаться здесь, в приюте Ордена, пить вино из кубков, собирать букеты из сухоцветов и прогуливаться вдоль ухоженных аллей под руку со сказочным принцем, а не ехать тёмными проулками в Кроуницкую Академию, где меня ждала борьба, презрение и бесконечное унижение, с которым я уже свыклась.

Я накинула влажный капюшон и поморщилась. Наверное, тогда я бы стала кем-то другим. Не Юной Горст, а милой чувствительной девушкой с тонкой душой и в шёлковом платье.

Сапоги застучали по мостовой. Глупо думать о том, чему никогда не бывать. Да и вряд ли мне понравилось бы на месте этих фарфоровых кукол, греющихся в тепле и безопасности. Кто знает, какие битвы с судьбой им предстоят. Мне же прямо сейчас предстояло успеть в Кроуницкую Академию, пока над Галиофскими Утёсами не наступил холодный рассвет.

Холодный рассвет наступил снежной лапой на белый город. На сто третий день двести десятого краснолунного года зима не злилась на столицу, и только едва коснулась лощёной гладкости колонн в аркадах, плотной кладки мостовых и фигурных карнизов. Вода под частой паутиной мостов бурлила медленно, мешала колотый лёд с государственными тайнами. Притихший фонтан на площади Тибра укрыла тонкая невесомая вуаль, и вместо золота Иверийская корона сверкала серебром в зимней ласке солнечный лучей. Гладкое лицо Лангсорда — мраморного фасада Квертинда — не спряталось под плотным покрывалом, а лишь обрело снежные ресницы и лёгкий пушок белёсой щетины.

Огромный Иверийский замок по ту сторону площади оброс ледяной коркой, как мёртвая принцесса хрустальным саваном. Каждый раз под торжественный звон колоколов Храма Семи я подбегала к окну и надеялась, что эта хрупкая защита треснет, и колкие острые льдинки пронзят сердца врагов королевства, обратят их тела в сверкающий дым. Но каждый раз разочаровывалась: в жизни, как в сказке, нет места чуду спасения.

Бом. Во имя Квертинда!

Бом. Бом. Бом. Казалось, от этого величественного грохота тряслись стены, и я осторожно коснулась холодной поверхности. В небольших ромбах мозаичного окна соседствовали разноцветные стёкла: если смотреть сквозь синее, то Лангсорд замирал в морском безмолвии, — сквозь зелёное, — деревья и лужайки зацветали против срока, — сквозь алое, — мир заливался краснолунным светом, как лучшим баторским вином, и небо розовело смущением.

Бом. Пришла в голову мысль заполнить тиаль. В храме Девейны. Магией исцеления я никогда не пользовалась, а только наблюдала, как она пронизывает тело Камлена Видящего, когда над ним колдовали прославленные врачеватели. Наверное, у Великого Консула должен быть тиаль.

Бом. Бом. Семь ударов.

Внизу, на ступенях Преториях, суетились люди: малыш в слишком длинном для него камзоле бежал в объятья матери, кто-то махал рукой, обращаясь к толпе, чьи-то торопливые шаги оставляли темные следы на ещё свежей пороше. По лестнице поскакала меховая шапка, подхваченная снежным порывом, и тоненькая леди кинулась вдогонку. Она едва не сбила чинного господина с пушистой бородой, по-стариковски опирающегося на лощёную трость, и он пригрозил кулаком вслед неуклюжей кудряшке. У трёхглавых фонарей, всё ещё горящих с ночи, влюбленные кормили вечно голодных голубей остатками сдобы, то и дело прерываясь на короткие поцелуи.