Летящая по волнам - Елена Сантьяго

Несмотря на выказываемую радость, на устах Дункана лежала печаль, и можно было лишь догадываться, как много ему пришлось пережить. О своем ранении и пребывании в тюрьме он проронил лишь несколько слов. Рассказывая короткую историю, он попытался придать ей комичный оттенок, словно не хотел, чтобы ему сочувствовали и принимали близко к сердцу то, что с ним случилось.

– И тут кто-то отправил меня в страну снов, стукнув дубинкой, – произнес он, когда Иветта спросила его о травме головы, а в другом месте разговора лаконично заметил: – В Ньюгейтской тюрьме все как одна большая семья. Неудивительно, что все мы спали в одной постели.

Дункан был гладко выбрит и на борту «Элизы» облачился в чистую одежду. Он вообще производил впечатление здорового и ухоженного человека. Он, как всегда, выглядел жилистым и сильным, но мускулы, которые раньше рельефно вырисовывались на его теле, теперь стали заметно меньше.

Уильям с самого начала держался сдержанно, хоть и пытался принимать участие в праздной беседе, которая касалась множества тем.

Анну и Фелисити поселили в комнате в доме для прислуги, а для Дункана в спальне Элизабет повесили дополнительный гамак.

К сожалению супругов, у них пока что не было возможности побыть наедине. В начале вечера, когда все вместе собрались на веранде и пили ромовый пунш, Уильям удивил всех заявлением, что завтра он хочет вернуться на Барбадос.

– Но милорд! – воскликнула Иветта. – Вы можете и не делать этого! Оставайтесь нашим гостем сколько пожелаете.

– Чувствуйте себя как дома, – решительно поддержал жену Анри.

– Я не могу надолго оставлять плантацию без присмотра, – объяснил Уильям. – Каждый день, который я провожу вдали от нее, – это напрасно потраченное время.

Фелисити тоже стала возражать: расставание с Анной пугало ее. За последние несколько месяцев она всей душой прикипела к подруге и теперь не представляла жизни без нее.

– Но вы же можете остаться еще ненадолго! Хотя бы на пару дней.

– Зачем? Я приплыл сюда, чтобы забрать Элизабет и детей. Но сейчас тут Дункан, он может сам позаботиться о своей семье.

В голосе Уильяма не было горечи, но всем стало ясно, что он чувствовал себя не в своей тарелке. О причине нетрудно было догадаться. Элизабет и Дункан сидели друг возле друга. Их счастью не было предела. Они снова и снова брались за руки, подолгу смотрели друг другу в глаза.

Анна глубоко вздохнула.

– Я поддержу Уильяма, Фелисити. Я тоже хотела бы вернуться на Барбадос. Как ни тяжело мне снова вас всех оставлять, но меня тянет домой. Я хочу обратно в родной Саммер-хилл.

Она взяла Фелисити за руку.

– Ты можешь поехать со мной, если хочешь.

– Ох, ну ты же знаешь, что это невозможно! – Глаза Фелисити наполнились слезами, ее красивое округлое лицо превратилось в сплошной упрек. – Я не могу туда отправиться, потому что туда не сможет приплыть Никлас. Все из-за этой глупой, ужасной войны.

– Она когда-нибудь закончится. Война наверняка долго не продлится. Тогда ты сможешь нас навестить.

– Мадемуазель, пожалуйста, не печальтесь! – вмешался Анри. Он с сочувствием смотрел на Фелисити. – Вы можете оставаться у нас сколько пожелаете. Здесь вы в безопасности, вдали от войны. Я лично позабочусь о том, чтобы с вами ничего дурного не случилось. Если хотите, мы отправим послание на Синт-Эстатиус. Там живет мой бывший конторщик. Как только этот вест-индский… как его имя?..

– Никлас.

– Нет, я имею в виду корабль. – Анри снисходительно рассмеялся.

– «Эйндховен», – ответила Фелисити. – Его корабль называется «Эйндховен», в честь голландского города.

– Ну, как только «Эйндховен» снова встанет на якорь, капитану передадут послание, и тогда он узнает, где вы находитесь.

– Думаю, это превосходная идея, – сказал Дункан Фелисити. – Мне не нравится мысль о том, чтобы высадить тебя на острове, где ты никого не знаешь и где никто не сможет тебя защитить.

– К тому же на Синт-Эстатиусе все действительно очень архаично, – добавил Анри. – А здесь, на Бас-Тере, все цивилизованно.

Фелисити невольно взглянула на улицу, которая шла перед верандой недалеко от дома и больше напоминала ухабистую тропу. Ее ширины едва хватало на то, чтобы могла проехать повозка.

Сгущались сумерки, но нескладные деревянные дома были все еще видны справа и слева от дороги. Из кирпича были построены только церковь и резиденция губернатора, которая по своему стилю и «роскоши» больше напоминала казармы и оружейные склады Барбадоса. По сравнению с ними дом Перье казался самым претенциозным жилищем на острове. Здесь была гостиная, широкая крытая веранда и три спальни. Но по своим размерам это здание было в два раза меньше, чем большой зал в Данмор-холле. Кроме того, сбивали с толку повсюду расставленные Иветтой предметы искусства, призванные скрыть тот факт, что дом сложен из неотесанных бревен, издающих запах дегтя, которым замазывали щели. Если, конечно, его не перебивали другие запахи: прямо позади дома находились туалет и свинарник. Какие же тогда условия на Синт-Эстатиусе или других Антильских островах, принадлежащих Голландии? Элизабет догадалась о мыслях Фелисити.

– Дункан прав. Оставайся здесь, со мной! – предложила она кузине. – Я была бы так рада!

– Вы действительно так думаете? – спросила Фелисити. Ее слова прозвучали робко, в глазах читалась покорность.

– Конечно! – хором ответили Дункан и Элизабет.

– Конечно! – громко вторил им Анри.

– Ну, если вы все так говорите… – произнесла с надеждой Фелисити. – Наверное, так будет лучше всего.

– Как только милорд уедет, мы устроим вас в его комнате, – заверила девушку Иветта. У нее засияли глаза от восторга.

С тех пор как Иветта узнала, что Фелисити бегло говорит по-французски, ее восхищению не было предела. Завитые в спиральки локоны хозяйки подпрыгнули, когда она вскочила и радостно оглядела компанию:

– Может, мне вам что-нибудь сыграть на спинете?

– Охотно послушаем, – согласился Дункан.

Он так глянул на Элизабет, что ее кожу словно обожгло огнем.

– Давай только посмотрим на детей, дорогой.

Они одновременно встали и ушли в комнату Элизабет. Дункан осторожно закрыл дверь на замок, уверенно обнял жену и стал целовать ее, словно умирающий от жажды. Он стонал, не размыкая уст, и гладил обеими руками ее тело, словно хотел убедиться в том, что все осталось на прежнем месте. Элизабет жадно отвечала на его поцелуи. В ее животе горело и пульсировало желание, она ощутила влагу между ног.

– Папочка! – раздался сбоку жалобный плач.

– Вот тебе раз! – проворчала Элизабет.

Она тяжело дышала, а Дункан со стоном уткнулся в ее волосы и пробормотал что-то невнятное.