Нужная вещь - Том Вулф

Оперативное: теперь это слово стало приобретать новую окраску, и последовали новые выводы о полете Карпентера. Схема его полета была перегружена идиотскими экспериментами. Ученым, до сих пор занимавшим в иерархии НАСА самое низкое место, дали возможность… и вот вам результаты. Карпентер отнесся ко всему этому профессорскому безумию серьезно, что и привело к такому финалу. Он настолько погрузился во всевозможные наблюдения, что опоздал с заполнением карты контрольных проверок, а потом стал нервничать. Со всей этой ученой чепухой можно было и подождать. Ведь сейчас, в критической оперативной фазе программы, в решающий момент настоящего летного испытания, такие забавы не просто не нужны, но и опасны. К тому же, в этом деле приняло участие слишком много проклятых врачей. (Посмотрите только, что они сделали с Диком!) А вдобавок ко всему, пришлось иметь дело и с двумя психиатрами. Эти Рафф и Корчин, конечно, неплохие парни, но они… стояли на пути! Зачем было заставлять астронавта мочиться в пластиковые пакеты и попадать в маленькие кружки карандашом… ведь он рисковал своей шкурой в космическом полете? А эти двое даже не поняли, что Карпентер был в панике. Они нашли его воодушевленным, полным энергии, готовым снова отправиться в полет… Их не пригласили продолжить программу после переезда из Лэнгли в Хьюстон. Спасибо за все, джентльмены.

Тут мнение Гриссома, Слейтона и Ширры совпало со мнением Крафта и Уолта Уильямса. Крафт и Уильямс тоже полагали, что не относящиеся к делу эксперименты на данной стадии космической программы должны быть сведены к минимуму. И теперь, если кто-нибудь заявлял обратное, оставалось лишь удивленно поднимать брови, разводить руками и спрашивать: вам нужен еще один полет Карпентера?

11 и 12 августа могущественный «Интеграл» снова нанес удар, и теперь уже ничто не стояло на пути теории оперативного. 11 августа Советы запустили космический корабль «Восток-3». Сначала это выглядело как повторение полета Титова, длившегося целый день. Но ровно через двадцать четыре часа Главный конструктор запустил «Восток-4», и теперь оба корабля летели вместе, дуэтом, в трех милях друг от друга. В трех милях друг от друга в бесконечности космоса! Советы говорили о «групповом» полете, в котором участвовали два космонавта, Николаев и Попович. На самом деле никто из них ни малейшим образом не мог изменить свою траекторию, а близость кораблей стала результатом исключительно того, что второй «Восток» был запущен точно в тот момент, когда первый поднялся на вершину орбиты. Но даже это казалось верхом непостижимой мудрости. Благовоспитанное Животное и многие конгрессмены, похоже, пребывали на грани истерики. Целые формации советских космических воинов, швыряющих шаровые молнии на Скенектеди… Гранд-Форкс… Оклахома-Сити… И снова Главный конструктор издевался над ними! Бог знает, каким будет его следующий сюрприз (но несомненно — крупным). Что ж, это утрясло дело. Больше никаких денситометров, разноцветных аэростатов и других врачебных штучек. (И никаких неоперативных пилотов!) Что и объясняло особую природу полета Уолли Ширры, состоявшегося 3 октября.

Ширра назвал свою капсулу «Сигма-7», именно так. Скотт Карпентер назвал свою «Аврора-7»… Аврора… румяная заря… заря межгалактической эры… неизвестное, тайны Вселенной… музыка сфер… Петрарка на вершине горы… и все такое прочее. А «Сигма»… «Сигма» — это был чисто инженерный символ. Он обозначал суммирование, решение проблемы. «Сигма» — это название даже лучше, чем «Оперативная», ибо с абсолютной точностью выражало цель полета Ширры. А целью было доказать, что полет Карпентера не имел смысла. Ширра должен был пролететь шесть орбит — в два раза больше, чем Карпентер, — но при этом использовать в два раза меньше топлива и приземлиться точно в запланированном месте. То, что не имело отношения к достижению этой цели, исключалось из плана полета. Полет «Сигмы-7» должен был стать Армагеддоном… последним и решительным разгромом сил экспериментальной науки в программе пилотируемых космических полетов. Да, именно так.

Ширра отличался настолько дружелюбным характером, что люди порою не догадывались, насколько этот человек может быть решителен. Но в конце концов главным для него было «поддерживать ровное напряжение». А периоды, когда он представлялся приветливым, грубоватым шутником, давали ему достаточно времени, чтобы расслабиться и подготовиться к решительным действиям. Как и Шепард, Уолли был человеком из академии — лидером, командиром, капитаном корабля. Он редко изменял себе. Его отличало хладнокровие и слепая готовность рисковать, но он не боялся проявлять чувства, когда того требовали стратегические соображения. Если представлялся случай проявить себя, он никогда не упускал его. И был достаточно проницательным, чтобы разглядеть в сложившейся ситуации политические мотивы. Пристально наблюдая за четырьмя полетами, Уолли не мог не заметить, что секрет успешной миссии заключался в упрощенной карте контрольных проверок, с пробелами между задачами. Чем меньше было заданий, тем выше шансы на стопроцентное их выполнение. И не только это: если вы контролировали составление карты, то могли найти своему полету тему, отчетливую цель, которую все сразу же поймут и оценят. Темой этого полета Ширры была оперативная точность, что означало экономию топлива и приземление в строго установленном месте. Теперь, когда оперативные силы сомкнули ряды, стало возможным оставить за бортом большинство новых пунктов, предлагаемых инженерами или учеными.

Было решено, что один из важнейших оперативных тестов Уолли — отключение систем контроля положения, как автоматической, так и ручной, то есть капсула будет просто дрейфовать, поворачиваясь, как ей заблагорассудится. Скотт услышал об этом и сказал Уолли, что не видит в этом тесте особой необходимости. Ведь он и так дрейфовал большую часть своей последней орбиты, пытаясь сэкономить топливо для вхождения в атмосферу, и доказал к собственному удовлетворению, что можно предоставить капсуле полную свободу и при этом не испытывать никакого дискомфорта или дезориентации. Так почему бы Уолли вместо дрейфования не заняться чем-нибудь другим? Нет, сказал Уолли, он посвятит свой полет экспериментированию с дрейфованием и экономии топлива, чтобы проложить дорогу для затяжных полетов.

Скотт знал о предстоящем утверждении плана полета Ширры, хотя его никто не информировал об этом. Конечно, официальное участие Скотта в составлении плана полета Ширры и не предполагалось: нет ничего удивительного в том, что у пилота сформировался собственный круг коллег и обслуживающего персонала, с которыми он предпочитает консультироваться перед тестами. Сам Скотт высоко ценил советы Гленна перед своим полетом. Скотт серьезно беспокоился из-за того, что Джона может не оказаться поблизости. Роль героя номер один в НАСА требовала от Гленна огромных расходов времени. Но всякий раз, когда Джон был где-нибудь рядом, Скотт и инженеры тащили его на собрания. Уолли тоже жаловался на то, что Джона не было рядом. Он вызвал настоящий переполох, когда сказал Уолтеру Кронкайту в интервью, что Джон настолько занят банкетами, что уже потерян для программы. Но на отсутствие Скотта Уолли не жаловался. Скотт начал понимать, что Крафт и Уильямc слишком сильно отреагировали на то, что он промахнулся мимо точки посадки на двести пятьдесят миль. Возможность существования пилотов, утверждающих, что он был в панике, просто не приходила ему в голову.