Победивший дракона - Райнер Мария Рильке

находя сюжеты, но всякий раз какое-нибудь банальное обстоятельство, вызывая новое раздражение, изничтожало тишину и простоту картины.

Около полуночи они сидели в гостинице, в номере левого, самого молодого, все вместе и не думали, что уже время спать. Ночное странствие породило множество планов и намерений, и они одновременно осознали, что они, по сути, одного духа, и теперь с самым живейшим интересом обменивались своими воззрениями. Нельзя сказать, что они пользовались безупречными фразами, они перегружали их несколькими словечками, непонятными простому человеку, но друг друга хорошо понимали, так что все без исключения соседи не могли заснуть до четырех часов утра. Долгая встреча привела к действительному и очевидному результату. Образовалось нечто вроде объединения; впрочем, оно, собственно, уже существовало тогда, в то мгновение, как выяснилось, что воззрения и цели трех художников так близки, что их трудно различить. Первое совместное решение «объединения» исполнилось без проволочек. Уже через три часа они сообща сняли в деревне крестьянский дом. Оставаться в городе не имело никакого смысла. Сначала хотелось на природе опробовать «стиль», определенную уверенность, взгляд, руку, как и все прочие вещи, без которых художник может жить, но не рисовать. Всем этим качествам способствует взаимодействие друг с другом, именно «объединение», но в особенности почетный член этого объединения – природа. Говоря «природа», художники прежде всего имеют в виду то, что любимый Бог сделал сам или мог бы сделать при определенных обстоятельствах. Изгородь, дом, колодец – все эти вещи по большей части от человека. Но если они долгое время пребывали в ландшафте и таким образом вобрали в себя некоторые свойства деревьев, кустов и иного своего окружения, то они становятся равно владением Бога и вместе с тем собственностью художника. Потому что и у Бога, и у художника то же самое богатство и та же самая бедность – когда как. Что касается природы, простиравшейся вокруг совместного крестьянского дома, то Бог, конечно, не предполагал владеть там никаким особенным богатством. Между тем, спустя недолгое время, художники надоумили его на нечто лучшее. Окрестность как была, так и осталась ровной, чего не оспоришь. Но при посредстве глубины ее теней и высоты ее освещения наличествовали пропасти и вершины, а бесчисленность полутонов соответствовала широким лугам и плодородным полям, которые и обусловливают реальную цену гористых местностей. Здесь наличествовало совсем немного деревьев, и почти все одного вида с ботанической точки зрения. Между тем, благодаря чувствам, которые они как бы источали из себя, благодаря тоске какой-нибудь ветки или кроткому благоговению ствола, они представлялись великим множеством неповторимых сущностей, и художники удивлялись и удивлялись разносторонности и глубине характера какой-нибудь ивы.

Воодушевление было так велико, в работе чувствовалось такое единение, что ровным счетом ничего не означало, когда каждый из трех художников спустя полгода переселился в отдельный дом – единственно из-за нехватки пространства. Но о чем-то другом все-таки следует упомянуть. Художники хотели каким-то образом отметить годовщину своего объединения, оказавшегося за короткое время столь плодотворным, и каждый решил по этому случаю втайне нарисовать дома сотоварищей. В определенный день они сошлись, каждый со своими картинами. Но получилось так, что они проговорили как раз о своих домах, их расположении, удобстве и тому подобном. Они весьма сильно горячились, и за спором каждый забыл о принесенном эскизе маслом и поздно ночью ушел с нераскрытым пакетом. Как такое произошло, понять трудно. Но они и после так и не раскрывали своих картин, а если и навещали друг друга (что случалось все реже из-за загруженности работой), то находили на мольберте друга эскизы той поры, когда они еще вместе жили в том самом крестьянском доме.

Но однажды правый (он и теперь проживал справа от других, так что его можно по-прежнему так называть) случайно обнаружил у того, кого я называл самым молодым, непоказанную юбилейную картину. Он некоторое время задумчиво ее рассматривал, потом повернул к свету и вдруг рассмеялся:

– Смотри-ка, не знал я, что ты не без удачи схватил мой дом. Правда, остроумная карикатура. Это преувеличение формы и цвета, эта смелая проработка моего, вообще-то едва подчеркнутого, фронтона – нет, в этом что-то есть.

На лице самого молодого не выразилось никакого удовлетворения, напротив, он в полном замешательстве пошел к среднему, чтобы тот как самый благоразумный его успокоил, поскольку после инцидента такого рода впал в уныние и засомневался в своем даровании. Он не застал среднего дома и от нечего делать копался в его мастерской, пока ему на глаза не попала картина, которая его сразу же отвратила. Изображался дом, но только законченный идиот мог бы в нем жить. Этот фасад! Такой мог возвести только кто-нибудь без всякого понятия об архитектуре и кто свои убогие живописные понятия вымещает на зданиях. Самый молодой отбросил картину, как если бы она обожгла ему пальцы. На левой кромке он прочитал дату того первого юбилея и рядом: «Дом нашего самого молодого». Он, естественно, не стал дожидаться хозяина и, расстроенный, вернулся домой.

Самый молодой и тот, что справа, с этого дня стали осмотрительней. Они искали удаленные сюжеты и, само собой разумеется, не думали чего-нибудь приготавливать к празднику двухгодичного существования их объединения, способствующего общему делу. Тем усердней работал ничего не подозревающий средний, запечатлевая местность в непосредственной близости к жилищу правого. Что-то удержало его от того, чтобы нарисовать и сам дом. Но когда он принес живущему справа готовую картину, тот повел себя необычайно сдержанно, бегло ее рассмотрел и вскользь что-то отметил. Потом, какое-то время спустя, сказал:

– Я, между прочим, не знал, что ты в последнее время так далеко уезжал.

– Далеко? Уезжал? – не понял средний.

– Ну да, я об этой старательной работе, – пояснил правый, – очевидно, какой-нибудь голландский сюжет.

Благоразумный средний громко рассмеялся:

– Славно! Этот голландский сюжет находится за твоей дверью.

И он никак не мог успокоиться. Но сотоварищ по объединению не смеялся. Он вымученно улыбнулся и сказал:

– Хорошая шутка.

– И вовсе нет, открой дверь – и я тебе сразу же покажу. – И средний пошел к двери.

– Стой, – остановил хозяин, – и я объясню тебе, что я этой местности в глаза не видел и никогда не увижу, потому что в моих глазах она вообще нежизнеспособна!

– Но я хотел… – недоумевал средний художник.

– Ты остаешься при своем? – раздражался правый. – Ладно, я уезжаю сегодня же. Ты вынуждаешь меня уехать, потому что я не хочу жить в этой местности. Понял?

Тут и пришел конец их дружбе, но не объединению, потому что оно до сих пор по уставу формально не