Черная книга - Иэн Рэнкин

— Это было после меня. Я тогда уже вышел из игры. — Он дождался согласного кивка Ребуса, потом продолжил: — Только когда я захотел выйти из игры, оказалось, что этого не хочет Кафферти. Он стал оказывать на меня давление.

— И поэтому вас пырнули ножом?

— Это сделал его телохранитель — Джимми Ухо. Совсем голову потерял. Пырнул меня, когда я выходил из машины. Психованный ублюдок. — Кинтаул посмотрел в сторону раздаточного окна. — Знаете, что сделал Кафферти, когда я сказал, что больше не хочу водить фургон? Он предложил Джейсону поработать на него водилой. Джейсон — это мой сын.

Ребус кивнул:

— А что он так засуетился? Кафферти может найти хоть сотню парней, которые с удовольствием будут на него работать.

— Я думал, вы его знаете, инспектор. Кафферти — он такой. Очень… разборчивый в том, что касается его персоны.

— У него совсем крыша съехала, — заметил Ребус. — А как вы вообще попали в эту историю?

— Я все еще возил за полную ставку, когда Кафферти выиграл половину бизнеса у Джимми. Как-то вечером заявился один из людей Кафферти — весь из себя такой вкрадчивый. И говорит это мне, что завтра утром мы едем на побережье. Через какую-то ферму в Границах.

— И вы поехали на ферму? — Вот, значит, почему в фургоне была солома.

Кровь отхлынула от лица Кинтаула, как из мясного окорока.

— Там в свинарнике было что-то завернутое в мешок из-под удобрений. Воняло так, что хоть всех святых выноси. Я немало проработал в мясницкой и понимал: то, что там разлагается, разлагается уже несколько недель, а то и месяцев.

— Труп?

— Определить нетрудно, да? Меня вырвало. Человек от Кафферти сказал: мол, какой бесполезный расход продуктов. — Кинтаул помолчал. Он все еще протирал подбородок, хотя там давно уже не осталось никак соусных подтеков. — Кафферти любил, чтобы трупы подгнивали, — тем меньше вероятность, что их выбросит на берег в опознаваемом состоянии.

— Господи боже.

— Я еще не дошел до самого главного.

В соседней комнате вполголоса разговаривали жена и сын Кинтаула. Ребус не спешил — он проводил взглядом Рори, который встал и подошел к заднему окну. Там был клочок сада, и Кинтаул мог назвать его своей собственностью. Хоть и небольшой, но своей. Он вернулся и замер перед газовым огоньком, не глядя на Ребуса.

— Я как-то раз был там, когда он убил кого-то, — сказал Кинтаул, а потом зажмурил глаза.

Ребус пытался контролировать собственное дыхание. Этот парень не свидетель, а настоящее сокровище.

— Как убил? — По-прежнему без нажима — вопрос друга.

Кинтаул откинул назад голову, чтобы сдержать просящиеся из глаз слезы:

— Как? Голыми руками. Мы приехали поздно. Фургон сломался неизвестно где. Было около десяти утра. Вокруг фермы сплошной туман — едешь, словно в молоке. Они оба были одеты, как бизнесмены, — это-то и достало меня больше всего. И они были по колени в навозе.

Ребус нахмурился — ему было непонятно.

— Вы их увидели в свинарнике?

Кинтаул кивнул:

— Там есть огороженный участок, Кафферти с этим человеком и был там. Другие смотрели из-за забора. — Он проглотил слюну. — Вид у Кафферти был, клянусь, такой, словно он наслаждался происходящим. В него летели комья грязи, свиньи хрюкали в своих загородках, не в силах понять, какого черта тут делают эти люди и все безмолвные наблюдатели. — Кинтаул попытался стряхнуть с себя эти воспоминания. Возможно, он делал это каждый день.

— Они дрались?

— У того, второго, вид был такой, будто его предварительно избили. Никто не назвал бы это справедливой дракой. И Кафферти в конечном счете прикончил его. Схватил за шею и затолкал лицом в навоз. А потом забрался ему на спину, покачнулся туда-сюда и обеими руками принялся вдавливать его голову в навозную жижу. Судя по его виду, такое было ему не в новинку. Потом тот человек прекратил сопротивление…

Ребус и Кинтаул помолчали, кровь стучала в висках, оба они пытались совладать с этим видением — сцена убийства ранним утром на свиноферме…

— После этого, — сказал Кинтаул, еще больше понизив голос, — он сиял так, словно его только что короновали.

А потом в полной тишине, с перекошенным лицом Кинтаул начал плакать.

Ребус так часто посещал больницу, что подумывал, не приобрести ли ему сюда сезонный билет. Но вот чего он не ожидал, так это увидеть здесь Флауэра.

— Тебе на прием? Психиатрическое отделение дальше по коридору.

— Ха-ха, — сказал Флауэр.

— Что ты вообще здесь делаешь?

— Этот же вопрос я мог бы задать и тебе.

— Я здесь живу. А ты?

— Пришел задать несколько вопросов.

— Эндрю Макфейлу? — (Флауэр кивнул.) — Тебе никто не говорил, что челюсть у него скреплена проволокой?

На лице у Флауэра появилась такая гримаса, что Ребус невольно улыбнулся:

— Зачем он тебе понадобился?

— По делу Кафферти.

— Ах да, конечно. Я забыл.

— Похоже, на сей раз мы его закроем.

— Похоже. Только с Кафферти ни в чем нельзя быть уверенным. — Ребус говорил, глядя на Флауэра немигающими глазами. — Он продержался так долго, потому что умен. Он умен и может себе позволить лучших адвокатов. Кроме того, его боятся и многие просто сидят у него в кармане… там, может, даже и полицейский какой обнаружится. А то и три.

До этого момента Флауэр выдерживал взгляд Ребуса, но теперь моргнул.

— По-твоему, я был в кармане у Кафферти?

Ребус задумался. Он был уверен, что похищение Майкла и подставу с пистолетом организовал Кафферти. Что касается топорного нападения на самого Ребуса, то это была чистой воды любительщина, за которой, скорее всего, стоял Бродерик Гибсон. Просто Кафферти нашел бы исполнителей получше.

Он довольно долго молчал и наконец мотнул головой:

— Не думаю, что у тебя хватило бы на это ума. Кафферти любит умных. Но я не сомневаюсь, что ты стучал на меня в налоговую инспекцию.

— Не понимаю, о чем это ты.

Ребус ухмыльнулся:

— Люблю избитые фразы. — Сказав это, он двинулся по коридору.

Найти Эндрю Макфейла было нетрудно. Нужно было только поискать разбитое лицо. Обмотан проводами он был так, словно с ним поработал начинающий электрик, смонтировавший свой первый кабельный щит. Ребусу показалось, что там, где они использовали два провода, вполне хватило бы и одного. Хотя он не врач, не ему судить. Макфейл лежал с закрытыми глазами.

— Привет, — сказал Ребус.

Глаза сразу открылись. В них была злость, но Ребуса это не испугало. Он поднял руку: