Хрустальный шар - Станислав Лем

– Зато вторая очень простая, – сказал художник. Он опустил голову. Рассказывая, заново все переживал, и сейчас напряжение его несколько ослабло.

– Ты пришел ко мне за советом, а не хныкать. Ты мужчина или кто?

Раутон продолжил хождение по комнате.

– Я немного знаю Гиннса со времен моей репортерской деятельности: при том, как обстоят дела сейчас, тебе не стоит и пытаться.

Он подошел к столику, начал быстро перебирать бумаги, листки так и мелькали в его руках. Вернулся к художнику.

– Что за проклятая страна, – сказал он. – У этого Коллума действительно семь нулей на счете. Его папаша сейчас построил новый завод по производству тяжелых бомбардировщиков, так как получил государственный заказ, хоть война уже закончилась. Похоже, он приложил руки и к атомной бомбе и в сорок третьем году облегчил бюджет на восемьдесят миллионов золотого запаса в связи с поставками урана. Подмазал это дело где следует, и контрольная комиссия сената ничего не заметила.

– Откуда ты все это знаешь?

– У меня есть специальная картотека наших, с позволения, великих людей. Чтобы жить веселее, надо быть крупным вором. Обычный жулик идет в каталажку, а если укокошит шестерых человек, то и поджарится на электрическом стуле. Но если стащишь миллиардик или пошлешь сто тысяч парней на смерть в Индонезию, то будешь лучшим и великим – одним словом, по крайней мере сенатором.

– Хо-хо, кажется, ты коммунист?

– Не знаю, но ты будешь миллионером.

– Прекрати.

– Я говорю серьезно. Сыграем в большую игру. Мне нечего терять, потому что меня выставили с работы. Но тебе – есть чего. Ты согласен отдать мне все деньги в неограниченное распоряжение?

– Даже так? – медленно сказал Трайсен. – Слушай, Раутон, ты отдаешь себе отчет в том, что собираешься делать?

– Я все рассчитал и дальше буду рассчитывать. У нас иначе нельзя.

– Ты ведь писал стихи и никому не хотел их показывать, так? В восьмом классе?

– Писал, ну и что?

– Ничего. Я отдам тебе деньги.

В понедельник, на следующий день после разговора, в шести местных газетах появилось объявление следующего содержания:

«ЛЮДЕЙ, способных на все, ищет новая, в будущем гигантская фирма. Зарплата небольшая, зато гарантируется доля от прибыли. В первую очередь нужны непризнанные писатели, ораторы, ловкачи и бывшие солдаты бронетанковых войск, воевавшие на фронте».

В редакциях был адрес подателя объявления, и потому уже через час после выхода газет к Раутону явился невысокий человек с голубыми, немного косящими глазами, пиджак которого растягивал на плечах плохо вшитый карман для револьвера.

– Привет, ищейка! Что, хочешь поживиться моим хлебом? – спросил репортер.

Он сидел за столиком, который выехал в центр комнаты. Вдоль стен громоздились черные ящики с карточками, а над головой Раутона висел громадного размера плакат с надписью: «ТРЕСТ ТВОИХ ГРЕЗ».

Здесь было много папок с бумагой, две пишущие машинки на двух столиках и телефон.

– Что ты делаешь, Раутон? – спросил несколько удивленный детектив, рассматривая огромную надпись за спиной репортера. – Мне пока и полицейских хлебов хватает, а вот что за объявление ты дал, сынок? Собираешься заняться нелегальным делом?

– Думаешь, что я организую шайку гангстеров? Ничего подобного, парень. Иди в бар и выпей рюмку за мое здоровье.

– Где ты взял на это денег? Ведь тебя уволили? – спросил агент.

– Бабка мне прислала загробной почтой. Прощай, благородный сыщик, у меня заказан разговор с Белым домом. Трумэн меня ждет.

– Вечно ты вывернешься, – не без восхищения сказал агент и ретировался.

В десять часов пришел Трайсен с нанятыми стенотипистками. Через минуту появился столяр, лакировальщик и трое рабочих. За пятнадцать минут часть комнаты была выделена под «секретариат», где был установлен второй телефон. Стенотипистке был дан для переписывания второй том «Графа Монте-Кристо», поскольку «бездействие деморализует работников», как выразился репортер. Художник уселся сбоку за маленьким столиком, а Раутон, ожидая искателей приключений, клюнувших на объявление, решил немного подкрепиться. Когда раздался звонок, он спрятал хлеб с колбасой в ящик стола.

У первого посетителя, Тима Киттли, не было левой ладони, которую он потерял под Фалезом стрелком-танкистом. Мундир у него светился на коленях и локтях. Он учился в драматической школе, но увечье сделало его актерскую карьеру невозможной. Остался только голос, чудесный, гибкий и мощный.

– Вы будете работать в бюро. Левую руку будете прятать в кармане, пока не сделаете протез. Мне лично стыдно за тех, кого шокирует ваше увечье. Если бы вы не оставили свою руку под Фалезом, сейчас в Белом доме, может быть, сидели бы веснушчатые арийцы. Но ничего не поделаешь, клиент – наш бог. Впрочем, это только до времени. Вот вам десять долларов аванса и проспекты. Там все написано. Пока.

Он всунул Киттли в карман пачку бумаг и банкноту.

– Прошу следующего.

Вошел юноша с длинными волосами, печальный и растрепанный телом и – как казалось – душой. Говорил плохо (немного брызгал слюной), зато, как утверждал, писал прекрасно.

– Это мы посмотрим, – сказал репортер. – Подойдите вот к этой полке и возьмите две книги с краю. Что это? «Ромео и Джульетта» Шекспира? А вторая? «Пиквикский клуб»? Вот вам задание: написать по сто стихов в стиле и духе Шекспира и Диккенса без всяких украшательств. Должны быть такие, будто эти оба из гроба встали, понятно? Даю вам на это пятнадцать минут.

– Мало.

– Пятнадцать минут и десять долларов аванса, если я буду доволен.

Юноша достал ручку. Тем временем Первая Секретарша позвонила шефу по телефону (для чего ей пришлось соединиться с местной телефонной станцией, хотя могла сделать это гораздо проще, через фанерную перегородку) и уведомила, что прибыли еще три человека.

– Пусть первый войдет, – решил репортер.

Волосы у визитера немного взъерошены, глаза светились как фары полицейского автомобиля. Он курил огромную инсектицидную сигару и задумчиво поглаживал телефонный аппарат. Следующий гражданин хотел всего лишь посмотреть на странного человека, который дал объявление. Он подозревал, что это жульничество, и грозил донести в полицию. Он был выпровожен без оскорблений и ругани. После него показался человек, который застрял в узких дверях, сделанных в перегородке. Под сюртуком у него была трикотажная рубашка в полоску, как у старых моряков в плохих фильмах.

– Занимали второе место в чемпионате по боксу в тяжелом весе? – спросил Раутон, с интересом рассматривая комковатый, словно раздавленный, нос и припухшие веки старого боксера. Пиджак обтягивал его, как надутый парус. – Очень хорошо. Умственный vacuum, но здесь… – Раутон через стол дотянулся до жилистых бицепсов. – Чемпион, мы сегодня же подпишем с вами договор. Как вас звать?