Эхо чужих желаний - Мейв Бинчи

Анджела изобразила на лице обреченную улыбку, которой часто обмениваются учителя, видя в коллеге собрата по несчастью.

Они подошли к дому. Шон встревожился из-за того, что Сюя их не встретила.

– Она вышла в город, сказала, что оставит нас наедине. Я говорила ей, что в этом нет необходимости.

Анджела поймала себя на том, что наливает брату суп, находясь у него же в гостях. Она поставила чайник, чтобы заварить чай, и нарезала хлеб. Она едва переступила порог, а уже по-матерински заботилась о Шоне.

– Жаль, что дети так и не увидели свою бабушку. У них не было бабушки, – посетовал он.

– Ну, у нас бабушек тоже не было, и никто не переживал по этому поводу. Папина мать умерла до нашего рождения, а мамина мать умерла, когда я была совсем маленькой. Ты ее не помнишь, наверное?

– Нет. Но у Дениса и Лаки жизнь будет лучше нашей. Сейчас многое изменилось. Они знают, что однажды отправятся в Ирландию. У меня есть книги, вот, посмотри… Много книг об Ирландии, чтобы они знали свои корни. Книги о Японии у нас тоже есть. Денис и Лаки не вырастут потерянными, не зная, кто они такие. Они не будут такими, как мы.

– Значит, вы хотите приехать в Ирландию?

– Я всегда говорил об этом.

– Это я знаю. Знаю.

Шон вспомнил, что его мать умерла, и обхватил голову руками. По его словам, он с трудом верил в случившееся. Его память запечатлела образ веселой, разговорчивой женщины, которая всегда была в курсе последних новостей и в эпицентре событий. Возможно, мать отдаленно соответствовала этому образу в тысяча девятьсот сорок пятом году, когда Шон в последний раз приезжал домой. Тогда слава сына-священника, явившегося в Каслбей при всех регалиях, компенсировала матери потерю склочного мужа-пьяницы, висевшего на ее шее камнем на протяжении всей супружеской жизни. Тогда мать была светла духом, хотя у нее уже болели суставы. С тех пор Шон ее не видел. Его следовало простить за то, что он думал о матери как о женщине с ясным взглядом, которая улыбалась с фотографии в рамке, стоявшей на пианино.

Анджела задумчиво помешивала в тарелке сырный салат, пока брат предавался воспоминаниям.

– Сегодня вечером мы прочитаем за нее молитву Розария, – сказал он. – Чтобы дети осознали важность того, что произошло.

Анджела не могла избавиться от мысли о том, что ее брат живет в смертном грехе и не имеет права призывать к чтению Розария. Шон тем не менее не видел в этом ничего странного.

– Как ты думаешь, новый папа что-нибудь изменит? – внезапно спросила она, касаясь руки брата. – Он выглядит добрым.

– Дело не в доброте. Это такой же сложный и утомительный процесс, как любой гражданский иск, – печально сказал Шон. – Если бы я смог доставить бумаги лично Иоанну Двадцать Третьему, я бы уладил вопрос за несколько дней. Но если бы я доставил их Пию Двенадцатому, было бы то же самое.

– Они тянут с принятием решения. Это значит, что надежды стало больше или меньше?

– Честно говоря, не знаю. Думаю, это значит, что бюрократической волокиты прибавилось. Если кто-то просмотрел твои документы, остальные не спешат браться за дело.

– А здесь знают? – кивнула Анджела в сторону школы.

– На самом верху знают. Рядовые сотрудники – нет. Мне очень повезло, что я попал сюда.

Шон был гораздо менее уверен в себе, чем прежде. Раньше он бы ни за что не признался, что его успех обусловлен удачей. Когда-то Шон считал, что в этом мире ему открыта любая дорога и он волен сам выбирать себе жизнь. История с Римом изменила его мышление.

Но до того как Денис и Лаки вернутся домой, прежде чем семья преклонит колени и прочтет молитву Розария, которую дети не поймут, за упокой бабушки, которую они не знали, Анджела хотела выяснить планы Шона по поводу Ирландии.

– Значит, решил вернуться в Каслбей?

– Ты не против?

– Нет. Конечно нет, – солгала Анджела.

– Я помню, ты говорила об этом давным-давно в Риме. Ты сказала, что единственная причина, почему я должен держаться подальше, – то, что новость разобьет мамино сердце.

– Именно так я и сказала и не отрекаюсь от этого, – произнесла Анджела, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно теплее.

Она не могла не проявить радушия. Отказ от собственных слов был бы безумием. Кто сможет вынести чудовищный обман, длившийся долгие годы? Денис – большой мальчик, ему десять лет. Разве он не поймет, что их предали?

– Да-да, я знаю, ты всегда отвечаешь за свои слова. Ты никогда не подводила меня, Анджела. Ты лучшая сестра и лучший друг.

Она заварила чай и наполнила свою чашку. Ее руки дрожали.

– Ты столько вытерпела. Что ты теперь будешь делать? Жить в этом доме одна? – спросил Шон голосом, полным тревоги.

– Не знаю. Пока я именно это и делаю.

– Да-да.

– Может быть, ты предъявишь права на дом? Если вернешься.

Наконец-то она это сказала. Высказала в открытую вздорную идею священника, пожелавшего вернуться в родной поселок вместе с женой-японкой и подросшими детьми.

К ее облегчению, Шон не думал, что все случится именно так.

– Вряд ли мы захотим остаться в Каслбее. Где я буду работать? В какую школу отправятся дети?

На мгновение Анджела внутренне вскипела. Чем Шону не угодил монастырь, где она преподавала? Или Конгрегация братьев, которой Шон О’Хара был обязан своим образованием? Тем не менее все складывалось как нельзя лучше.

– Ты вправе задавать эти вопросы. Но ты действительно хочешь вернуться и со всеми встретиться? С миссис Конуэй на почте, с Сержантом Маккормак, с Мерфи и Диллонами?

Анджела нарочно упомянула имена как неприятных людей, так и вполне обычных; ей приходилось действовать осторожно.

– Это мой дом, моя родина.

Шон занял оборонительную позицию, чего Анджела хотела избежать любой ценой.

– Разве я спорю? – сказала она. – Я предлагаю тебе поселиться в мамином доме. Разумеется, это твоя родина. Я просто спросила, каким ты представляешь себе свое возвращение. Это случится летом? Ты хочешь, чтобы я предупредила всех о твоем приезде, или ты все объяснишь сам, когда приедешь?

– Я думал, что ты… Я не знаю. Об этом можно договориться позже.

– Конечно можно.

На обратном пути Анджела навестила в Лондоне отца Флинна, и тот сказал, что они непременно должны пойти куда-нибудь поужинать.

– Теперь я знаю, зачем люди становятся священниками. Ради права обедать в ресторанах до конца своих дней. Ни до поездки в Рим, ни после я не бывала в таком количестве ресторанов.

– Да, славные были деньки. Но тут дело не только в этом. Молодой Нед О’Брайен пригласил меня в заведение, где он работает. Его домовладелец недавно открыл столовую рядом с пабом, и управляет ею не кто иной, как бравый Нед. Интересно, что он запоет, когда я заявлюсь на порог с его бывшей